— Да! — взволнованно проговорил Аграма. — Только силой мы все это преодолеем. Справедливой силой, а не коварной. Шаабан шел к тебе, когда его нагнал Саварис. Если бы мы держались вместе, ему было бы нелегко уничтожить нас. Да будут прокляты страх и вражда!
Впервые Касем ощутил удовлетворение и радость.
— Наш дед нам доверяет, — сказал он. — Он уверен, что среди его потомков есть на кого положиться!
81
Касем вернулся домой за полночь. Камар не спала, дожидаясь его. Она была заботлива и ласкова больше, чем обычно, и ему стало ее жалко — ведь она еще не ложилась. Касем заметил в ее глазах усталость. От слез они покрылись красными прожилками, подобно тому как на иссушенной земле от солнца образуются трещины.
— Ты плакала? — грустно спросил он ее.
Она ничего не ответила, сделав вид, что занята — греет ему молоко.
— Смерть Шаабана опечалила нас всех. Да помилует его Бог!
— Я плакала о Шаабане, — ответила она ему. — Слезы выступают у меня на глазах каждый раз, когда я вспоминаю, как надсмотрщик набросился на него. А ты — последний, кто заслуживает, чтобы ему лицо и голову пачкали землей.
— Это ничто по сравнению с тем, что постигло нашего несчастного друга, — мрачно заметил Касем.
Она села рядом и придвинула к нему стакан молока.
— То, что они говорят о тебе, ужасно, — сказала она.
Он неестественно улыбнулся, показывая свое безразличие к этим разговорам, и поднес стакан ко рту.
— Гулта из квартала Габаль утверждает, что ты жаждешь захватить имение, чтобы единолично владеть им. В этом же Хагаг убеждает род Рифаа. Они распускают о тебе слухи, будто ты очерняешь Габаля и Рифаа.
— Я это знаю. Знаю и то, что если бы не ты, не быть мне сегодня в живых.
Она нежно погладила его по плечу. Вдруг без причины ей вспомнилась их прежняя жизнь. Беседам не было конца, а счастью предела. А как они радовались в бессонные ночи после рождения Ихсан! Но сегодня он уже не принадлежал ей, так же как не принадлежал самому себе. Даже болезнь, причиняющую ей боль, она от него скрывает. Он не думает о себе. Как же может она заставлять его думать о ней? Она не хочет быть для него в тягость, чтобы ненароком не способствовать его врагам. Кто успокоит ее, сказав, что с ним все будет в порядке? Ведь ее жизнь закончится так же быстро, как их счастливые дни. Да простит тебя Бог, наша улица!
— Надежда не покидает меня, хотя вокруг все и лежит во мраке, — заговорил Касем. — Пусть кажется, что я один. Но у меня много верных товарищей. Один из них поднялся против Савариса. Кто мог раньше такое представить? И остальные такие же. Нашей улице недостает только смелости для того, чтобы о нас навсегда перестали вытирать ноги. И не говори мне о спокойной жизни. Человек, которого убили, шел в мой дом. Ты же не хочешь, чтобы твоего мужа унижали как труса?
Забирая у него пустой стакан, Камар улыбнулась.
— Жены надсмотрщиков подбадривают мужей, когда те творят свои черные дела. Как же я могу не поддержать тебя — того, кто хочет добра?!
Касем осознал, что ее горе глубже, чем кажется. Он ласково погладил ее по щеке и с сожалением произнес:
— Ты — все для меня в этом мире. Нет друга лучше тебя.
Камар улыбнулась и позвала Сакину, которая наверняка уже легла.
Лудильщик дядюшка Шантах удивился исчезновению Садека. Он сходил к нему домой, но там не оказалось не только Садека, но и никого из его родни. Торговец рыбой Абдель Фаттах также не мог найти своего помощника Аграму. Абу Фисада без предупреждения не явился в лавку Хамдуна. А куда пропал Хамруш? Пекарь Хассуна говорил, что его будто пламя поглотило. Многие также исчезли безвозвратно. Новость облетела квартал бродяг и дошла до других кварталов. Жители кварталов Габаль и Рифаа шутили, что бродяги переехали и теперь Саварису не с кого будет собирать дань. Саварис пригласил Закарию в кофейню Дунгуля и сказал:
— Никто, кроме твоего племянника, не сможет сказать нам, почему они ушли.
— Уважаемый Саварис, вы плохо о нем думаете. Он неделями не выходил из дома.
— Не увиливай! Я пригласил тебя, чтобы предупредить о том, что грозит твоему племяннику, — прорычал надсмотрщик.
— Касем и твой родственник тоже! Не делай из нас врагов!
— Он враг не столько мне, сколько самому себе. Вообразил себя Габалем нашего времени. А это самый короткий путь на кладбище.
Закарию охватил ужас.
— Тебе показалось. Мы все под твоей защитой!
По дороге домой Закария столкнулся с Хасаном, который возвращался от Касема, и начал рассказывать ему обо всем, что его переполняло после встречи с надсмотрщиком. Но Хасан не дал ему договорить:
— Крепись, отец! Камар больна. Тяжело больна, отец.
О болезни Камар узнали все, даже в доме управляющего. Опечаленный Касем не отходил от нее. Он растерянно качал головой:
— Как же ты так слегла в одно мгновение?!
— Я скрывала от тебя свое состояние. Жалела тебя. На тебя столько несчастий свалилось! — отвечала она слабым голосом.
— Я должен был с самого начала разделить с тобой эту боль!
Ее бледные губы расплылись в улыбке, подобно увядающему цветку на сломанном стебельке.
— Скоро я поправлюсь, — проговорила она.