Дети нашей улицы

— Скажи, сынок, ты хотя бы гвоздь можешь забить, не применяя силы?

Подумав, Рифаа ответил:

— Человек не дерево, уважаемый.

Уставившийся было на него отец, вернулся к работе.

— Правда в том, — продолжал Хигази, — что Габаль был самым сильным из надсмотрщиков, каких только знала наша улица. Он поднял народ, и они взялись за дубинки.

— Он хотел, чтобы они сами стали охранять квартал, — подхватил Фарахат. — И охранять не только свой род, а всех.

— А сейчас в роду только мыши да зайцы.

Вытерев нос тыльной стороной ладони, дядюшка Шафеи спросил:

— Какой цвет предпочитаете, Хигази?

— Выбери немаркий, чтобы долго оставался чистым, — ответил ему Хигази и продолжил: — Когда Даабас выколол глаз Каабальхе, Габаль выколол глаз и ему, и таким образом восстановил справедливость.

Рифаа громко вздохнул.

— Насилие недопустимо, — сказал он. — И днем и ночью мы видим, как людей бьют, калечат, убивают. Даже женщины царапают друг друга в кровь. Где же справедливость? Это ужаснее, чем было раньше!

Все затихли. Впервые заговорил Ханура:

— Этот юный проповедник презирает наш квартал. Он такой изнеженный. С чего бы это, мастер Шафеи?

— Да?!

— Да, он избалован.

Хигази обернулся к Рифаа и усмехнулся:

— Лучше найди себе невесту!

Раздался хохот. Шафеи нахмурился, а Рифаа залился краской.

— Сила… Сила… Без нее не восстановить справедливость! — все твердил Хигази.

Не обращая внимания на предостерегающие взгляды отца, Рифаа настаивал:

— На самом деле нашему кварталу не хватает милосердия.

— Хочешь пустить меня по миру? — прыснул могильщик Бархум.

Все загоготали. Кого-то даже прихватил приступ кашля. Со слезящимися от смеха глазами Хигази произнес:

— Габаль ходил к аль-Эфенди, прося справедливости и милости, а тот послал Заклата с его людьми. Если б вместо дубинок было милосердие, то Габаля бы со всем нашим родом истребили.

— Эй, вы! И у стен есть уши, — закричал Шафеи. — Если вас услышат, несдобровать.

— Он прав, — ответил Ханура. — Чего взять с гашишников? Пройди здесь Ханфас, и они начнут ему кланяться.

Потом он обратился к Рифаа:

— Не обижайся на нас, сынок! У любителей гашиша нет ни стыда, ни совести. Ты сам-то пробовал?

Шафеи рассмеялся:

— Ему не нравится. После двух затяжек он либо задыхается, либо засыпает.

— Этот парень — молодец! Кто-то говорит, что он занимается изгнанием бесов, как Умм Бахатырха. Другие считают его поэтом. Ведь он увлекается преданиями.

Хигази рассмеялся:

— Он так же против гашиша, как и против брака!

Бархум подозвал из кофейни мальчика, чтобы тот забрал кальян. Они поднялись и, попрощавшись, разошлись. Шафеи отбросил пилу и укоризненно посмотрел на сына.

— Не встревай в чужие разговоры!

Перед мастерской остановились мальчишки, чтобы поиграть. Рифаа обошел стол, взял отца за руку и отвел его в дальний угол подальше от чужих ушей. Казалось, он был взволнован: губы решительно сжаты, глаза излучают странный свет. Отец вопросительно уставился на него.

— Больше не могу молчать, — сказал Рифаа.

Отец разозлился: каких еще неприятностей от него ждать? Все время он проводит в доме Умм Бахатырхи. Часами уединяется за скалой Хинд. Стоит ему пробыть в мастерской какое-то время, как он вступает в споры.

— Как ты себя чувствуешь?

Неожиданно спокойно Рифаа ответил:

— Я не могу скрывать от тебя то, о чем постоянно думаю.

— И о чем ты думаешь?

Рифаа подошел еще ближе.

— Вчера в полночь, как только я вышел из дома поэта, мне захотелось прогуляться, и я направился в сторону пустыни. Я брел в темноте, пока не устал, выбрал место у стены Большого Дома и присел.

Шафеи внимательно слушал, глаза его говорили о том, что он жаждет продолжения.

— Я услышал незнакомый голос. Человек будто обращался сам к себе в темноте. Меня осенило: это голос нашего деда аль-Габаляуи.

Отец посмотрел сыну в лицо и изумленно проговорил:

— Голос аль-Габаляуи? С чего ты решил, что это он?

— Я не придумываю, — горячо продолжил Рифаа. — Факты говорят за себя. Я вскочил, повернулся в сторону дома и попятился, но не смог разглядеть его. Я ничего не видел в темноте.

— Слава Богу!

— Терпение, отец! Голос произнес: «Габаль выполнил свою миссию. Несмотря на это, дела пошли намного хуже!»

Шафеи почувствовал, как грудь его горит огнем, а лоб покрывается испариной. Дрожащим голосом он сказал:

— Многие сидели у стены, но никому ничего не слышалось.

— А я услышал, отец!

— Может, кто-то прилег неподалеку?

Рифаа отрицательно покачал головой.

— Голос доносился с той стороны стены!

— Как ты определил?

— Я крикнул: «Дед! Габаль умер. Его место заняли другие. Протяни нам руку помощи!»

Шафеи встревожился:

— Господи! Никто тебя не слышал?

Глаза Рифаа светились. Он продолжал:

— Дед слышал меня. Он ответил: «Стыдно молодому человеку что-то требовать от немощного старика. Хороший сын — тот, кто действует сам…» Я спросил его: «Что я против этих надсмотрщиков? Я слаб». И он ответил мне: «Слаб тот, кто глуп, кто не знает своих сил. А я не люблю глупцов».

— Ты уверен, что этот разговор действительно был? — спросил Шафеи в ужасе.

— Да. Клянусь Всевышним!

Шафеи застонал.

— Эти фантазии до добра не доведут, — с горечью проговорил он.