— Новый зал встреч — это одно из лучших новшеств за последние годы, Равна. Но я понимаю, о чем ты. У Резчицы впечатление отрицательное, но это только повышает важность задачи: не отменить Новый зал, но превратить его в нечто такое, что Резчице будет приятно.
Именно об этом Равна уже думала, но приятно было услышать такие слова от него. Когда он договаривал, она успела заметить выражение его лица. В Невиле Сторхерте всегда была какая-то дерзкая скромность, и сейчас Равна поняла, откуда это противоречие. У мальчика есть
— Твоя мать была главным администратором в Верхней Лаборатории?
— Вообще-то это был папа. Мама была его заместителем — и замещала, когда бывала на него зла.
Равна о страумской Верхней Лаборатории была низкого мнения. В лучшем случае это были добрые намерения, приведшие к космического масштаба катастрофе. Но эта Лаборатория была вершиной цивилизации Страума. Это была умопомрачительная гордыня, но с другой стороны, там собрались самые лучшие и талантливые представители этой цивилизации. Очень может быть, там были и другие герои, кроме родителей Джоанны и Джефри.
— Наверное, твой папа был суперзвездой-управленцем.
Лидер более талантливый, чем все прочие представители этого бедного мира.
Невил смущенно засмеялся.
— Был, конечно… пройдя такой суровый отбор. Помню все обручи, через которые родителям приходилось прыгать все мои школьные годы. Но папа говорил, что это не важно, что в Лаборатории столько гениев, что «администрировать» ее — это как кошек пасти… ты знаешь, что это? На Сьяндре Кей кошки были?
Равна улыбнулась в темноте:
— Конечно. Кошки куда старше, чем Сьяндра Кей.
У Невила Сторхерте остались только школьные воспоминания, но он вырос посреди настоящих лидеров. И очевидно, в нем самом была эта магическая искра.
— Знаешь, Невил, самое важное дело на всей планете — а может быть, даже в этой части Галактики — успеть поднять цивилизацию и встретить флот Погибели.
— Согласен.
— Но появление ГИК заставило меня понять, насколько наша перспективная цель отвлекла меня от повседневной жизни. И я, боюсь, столько наделала ошибок, что мы можем проиграть главную битву еще до ее начала.
Ответом ей было молчание, но в мгновенном бледном свете она увидела, что молчание это задумчивое и внимательное, и продолжала речь:
— Невил, я пытаюсь исправить свои ошибки, но все, что я пока пытаюсь сделать, дает нежелательный побочный эффект.
— Реакция Резчицы на Новый зал встреч?
— В частности.
— Может быть, в этом я могу помочь. У меня нет личного канала связи с Резчицей, но у Джоанны точно есть. И я ручаюсь, что мы с друзьями придумаем такие перемены в Зале, которые убедят Резчицу в нашем уважении ко всему Домену.
— Да! Это будет прекрасно! —
И она изложила одну за другой все свои идеи реформ, и реакция Невила на каждую из них была как теплое солнце: иногда он соглашался, иногда нет, но всегда становилось светлее.
Об учреждении формальной демократии — Невил поддержал.
— Да, это мы должны сделать, и достаточно быстро, потому что среди нас уже много взрослых. Но я думаю, это должно вырасти естественно, а не быть навязано сверху.
— Но единственная традиция, которая есть в опыте Детей — то есть вас всех, — это погружение в полную автоматизацию и большие рынки. Как же такая идея возникнет изнутри?
Невил засмеялся:
— Да, вместе с ней возникнут и горы всякой ерунды. Но… я верю в своих товарищей. Сердца у них добрые. Заведу об этом разговоры. Может быть, Новый зал поможет нам понять, как что делалось в успешных демократиях Медленной Зоны. И сообразим, как это сделать здесь, не вызывая недовольства Резчицы.
Насчет переезда Равны с «Внеполосного»: как ни неожиданно, Невилу это почти так же не понравилось, как и ей самой.