Первым в царствование царя-мученика был прославлен святитель Феодосий Черниговский. Затем — священномученик Исидор и с ним 72 мученика Юрьевские. Состоялось прославление преподобного Серафима Саровского. Их величества прибыли на это всероссийское торжество. Государь сразу же отправился в келью иеросхимонаха Симеона для исповеди, откуда вышел только через час.
На следующий день — рано утром, совершенно неожиданно — святые венценосцы пришли к ранней обедне. Это внезапное появление царской четы произвело на народ сильное впечатление. Они явились туда без свиты, как простые богомольцы. За литургией они причастились Святых Таин, а вслед за ними причастились еще 50 богомольцев. В день прославления торжественный выход царя и царицы в собор начался почти с первым ударом колокола. Неожиданный порыв ветра вдруг выбил из рук государыни раскрытый зонтик. Минутная остановка. Проворная монахиня из первого ряда несметной толпы, схватив зонтик, передала его царице, целуя ей руку. Простые русские женщины, воспользовавшись минутной остановкой, бросились к ногам царицы и, не сдерживая выражений своих чувств, с причитаниями стали целовать края ее платья, а одна с плачем громко кричала:
— Матушка ты наша родная, царица-сиротинушка. Господь тебе сыночка не дает, несчастной.
Момент был потрясающий. Капли слез скатились тогда из глаз императрицы. Она поняла тогда, насколько близок к ней православный русский народ, что даже ее потаенная скорбь разделялась им в полной мере. И ее печаль являлась общей народной печалью. Особенно горячо лилась молитва святой царицы о даровании ей сына — перед мощами новоявленного угодника Божьего, с ее молитвой слилась пламенная молитва народа. Господь внял этой мольбе, и через год после прославления родился дивный мальчик — цесаревич Алексий.
Царь-мученик, живший идеалами допетровской Руси, всегда желал восстановить в Русской Церкви патриаршество. Но проведение этой сложной реформы всецело зависело от удачного выбора Патриарха, так как Патриарх являлся как бы соправителем царя. Изучив этот вопрос, государь принял мужественное решение: возложить это тяжелое бремя на себя. Под свежим впечатлением великих Саровских торжеств и радостного исполнения связанного с ними обетования о рождении ему наследника, он приехал к митрополиту Санкт-Петербургскому Антонию просить благословение на отречение от престола и пострижение в монахи, но митрополит отказал ему.
Об этом свидетельствует тогдашний обер-прокурор Синода Лукьянов в своих воспоминаниях. На предсоборном присутствии государь спросил собравшихся архиереев, есть ли у них намеченный кандидат в Патриархи. После некоторого замешательства последовал отрицательный ответ. Тогда государь осведомился у них, согласились ли бы они, чтобы на патриарший престол государь выставил себя как кандидата, сложив власть императора и оставив престол сыну, учредив при нем регентство из государыни и своего брата великого князя Михаила. Произошло еще большее замешательство, и на этот вопрос государя последовало гробовое молчание.
Надо признать, что и в деле прославления святых Первый Мирянин Церкви шел впереди Синода, находившегося под известным влиянием века. Здесь он дважды проявил свою самодержавную волю в отношении Синода. В первый раз это было в деле прославления святого Иоасафа Белгородского: когда Синод решил отложить это торжество, государь, не согласившись, сам назначил срок прославления. И второй раз его воля была проявлена в деле прославления святителя Иоанна Тобольского. Велико было благочестие государя, давшее ему решимость вести дело прославления, несмотря на препятствия, которые даже Синод видел во мнениях и колебаниях так называемого образованного общества. Государь не имел этого страха перед мнением неверующей и непатриотичной интеллигенции. Он был чужд ей, живя одной душой со своим православным церковным народом.
А общество, чем больше теряло способность мыслить и чувствовать так, как велит Православная Церковь, тем больше не понимало царя. Царь был для него совершенно чужим, ненужным, лишним, несвоевременным. Духовно отойдя от Святой Руси, оно совершенно отдалилось и от своего монарха. А царская семья, наоборот, жила идеалами Святой Руси и являла собой ярких ее представителей. Они любили посещать монастыри, встречаться с подвижниками. Государыня посетила блаженную Пашу Саровскую в Дивеевской обители. В Новгороде она навестила юродивую, стосемилетнюю старицу — затворницу Марию Михайловну, жившую в Десятинном монастыре.
— Вот идет мученица — царица Александра, — встретила ее такими словами блаженная Марья.
Затем благословила ее, поцеловала и сказала:
— А ты, красавица, — неси тяжелый крест — не страшись.
Светское общество высмеивало лучшие религиозные чувства государыни, называло ее за глаза фанатичкой и ханжой и мечтало о насильном пострижении ее в монахини.