Дети немилости

Горянка прошла мимо него. Скрючилась в три погибели, заглядывая внутрь усыпальницы. Маг еще дочитывал положенные слова, не чувствуя языка, заикаясь, обливаясь потом, а Неле уже деловито обнюхивала раскрывшийся вход.

Ничего не случится.

- …во имя магий земли и неба, плоти и духа, малого и большого, - бормотал Лонси, - прииди, восстань, совершись. Окончен спокойный сон, начался день деяний. Именем могущественнейшего света, некогда противопоставившего тебя эманациям зла как щит, как меч, как средоточие добродетели, именем его требую и умоляю. Я, маг Лонсирем Кеви из Ройста – именем Каэтана…

- Шлюньтяй ты, Лонши, - пренебрежительно донеслось из усыпальницы. - Я же шкажала – читай текшт. И вшо.

«Это нечестно! - завопил внутри у Лонси перепуганный мальчик, обманутый и осмеянный уличной шпаной, - так не договаривались!»

«Успокойся! – ответил он себе, пытаясь дышать реже. – Это всего лишь дверь. Печать написана на Третьей магии. Ты и сам мог бы ее открыть. Это еще ничего не значит. Ничего не случится».

Неле вылезла наружу.

- Пахнет штранно, - сказала поддельная принцесса, выпрямившись и отряхивая руки.

Лонси все никак не мог прийти в себя.

- Ну… он там много веков…

- То-то и оно. Лекарштвом каким-то пахнет. Чишто.

Маг встрепенулся и тоже осторожно заглянул в темный провал – Неле по пояс, а ему чуть ниже. Из темноты тянуло свежим холодом, но не подземной сыростью и не духом зимы, а чем-то… и впрямь медицинским.

Отгоняя нелепые мысли, Лонси встряхнулся и попытался выстроить хоть какое-то подобие плана.

- Ну дальше что? – дернула его девчонка.

- Что? – оторопело повторил маг, и его пнули.

- Дальше что? - прошипела горянка. - Ш этой ушипальней? Что делать надо?

- Забираться внутрь… - полууверенно сказал Лонси. Лезть во мрак по узкому ходу не хотелось.

Неле его опередила.

- Летят! Летят! – завопил кто-то совсем рядом и, неуклюже топая, побежал на вершину холма – любоваться проходом рыцарской эскадрильи. Лонси обернулся на шум. Длинноволосый студент в кожаной куртке приплясывал, задрав голову, и тыкал пальцем в горизонт.

- Видишь? Видишь? – разорялся он, - самый первый! У крыла белый конец!

Невозможно было что-либо различить, и сначала Лонси решил, что глаза у студента дальнозоркие, но вспомнил: и так всем известно, кто ведет эскадрилью. Вокруг зашумели, повторяя имя и титул, повставали на ноги, запрокинули головы. Лонси тоже поднялся. Только таянцы остались сидеть, равнодушные напоказ.

- Это у тебя конец, - грубо отвечали студенту, - а у крыла угол! – и кто-то заливался хохотом.

Небесный грохот нарастал, заглушая все звуки. Офицеры оцепления, стоявшие по краям авиаполя, дали залп из ручниц – не боевой, а праздничный, выбросивший в ясные небеса многоцветный фейерверк вместо сокрушительной мощи «белых молний». Лонси невольно ахнул, когда все вокруг, от земли до неба, облеклось в громадный неосязаемый букет волшебных цветов.

И в тот же миг, рассекая блистающие лепестки, над полем пронеслись атомники.

Головы поворотились одинаковым движением – вслед за ними.

Эскадрилья развернулась над лесом. Крайние выполнили фигуру в горизонтальной плоскости, атомник принцессы выписал половину «мертвой петли» и, по-прежнему опрокинутый брюхом кверху, мелькнул прямо над головами, пройдя на бреющем так, что ветер пригнул деревья к земле. Теперь-то всякий различил белые крылья. Зрители непрестанно рукоплескали, кричали белокрылому приветственные слова, нимало не тревожась о том, что не слышат даже сами себя.

Сияние фейерверка никак не могло истаять: бесконечно медленно ниспадало оно на землю, точно чудесный снег.

Стальные ястребы королевства вновь взмыли к самому небосводу, затерявшись в солнечном свете; устремились к ведомой им одним цели, играя в воздухе, словно стрекозы. Даже грохот, от которого закладывало уши, выносить стало легче – так зачаровывал танец рукотворных птиц.

В конце выступления крайние унеслись вдаль, за горизонт, к запасному полю. Лишь белокрылый атомник в последний раз развернулся и сбросил скорость, заходя на посадку.

Лонси замер, кусая губы. Отсюда, издалека, казалось, что стоит принцессе допустить малейшую неточность, и забитые людом трибуны атомник срежет крыльями, точно косарь траву. Расстояние было довольно значительное, а государственные маги сумели бы в случае опасности выправить курс, и все же на миг сердце Лонси захолонуло.

Но Ее Высочество уверенно держала штурвал. Атомник опустился легко и плавно, точно скользнув по невидимой нити. Моторы стихли, дозволив, наконец, округе наполниться торжествующим ревом подданных, любующихся престолонаследницей.

Подали трап. Люди на поле виделись даже не фигурками – крохотными точками, и Лонси не знал, на самом деле различает или только в воображении своем видит, как принцесса сходит на землю. Шагает навстречу распростершему объятья отцу, едва заметно пошатываясь от перегрузок, стаскивает с головы летный шлем и встряхивает волосами, обжигающе золотыми, точно у древней южной воительницы…