Дети немилости

Единственный раз Юнэ осмелилась изречь дерзкие слова перед ним. Будь при том Наргияс, сказал бы, что Арияс слишком жестоко оскорбил ее, так, что даже женщина имела право разгневаться, и не стоит ее карать, потому что она соблюла его же честь. Арияс смилостивился по другой причине: ему нравилось, что женщина смотрела на него как на дикого зверя, ибо темная ревность подымалась в нем, стоило ему глянуть на сына – ревность страшного перед тем, кто внушает не в пример больше страха…

Итаяс обернулся, встретив мрачный отцовский взор. Лицо его было светло. «Отец-Солнце! – взмолился каманар. – Дай мне мудрости понять, что означает его улыбка».

- Возрадуйся, отец, - сказал сын. – Ора смирится, когда настанет зима.

- Почему ты так думаешь?

- В долинах Оры сейчас слишком много цветов, - задумчиво сказал Демон. – Когда на смену им придет лед, Ора поймет, что пора склониться под твою руку.

- Я возрадуюсь, увидев твою правоту, - ответил Арияс, думая: «Если бы знать, какой дух подсказывает тебе…»

Итаяс, присев на корточки, поманил к себе льва, и зверь послушно пошел к нему, хлестнув хозяина по колену тяжким хвостом.

- Вчера прибыл вестник от Кентаяса, - сказал Демон, лаская льва. – Что он говорит?

- Равнинники вершат странные дела, - ответил каманар. Он и желал бы оборвать сына, указав ему на место, но когда Итаяс начинал пророчествовать – иным словом назвать это было нельзя – он почти всегда оказывался прав. Арияс лишился советника; до сих пор он тосковал по Наргиясу, и боль не могла притупиться. Волей-неволей приходилось прислушиваться к другим.

- Есть ли вести о Неле? Здорова ли она?

Странное чувство овладело каманаром. Не то удивительно, что Итаяс спросил о девушке прежде, чем о повелителях равнин; он любил сестру, а презрение к равнинникам было из ряда тех немногих вещей, которые объединяли сына с отцом. Удивительно, что главная весть и была связана с ничтожной девчонкой…

- Есть, - ответил Арияс, скрывая настороженность. – И мне это странно.

Итаяс молча поднял глаза.

- Лиринне, крылатая рескидди, отослала ее из Ройста.

- Юцинеле чем-то ее прогневила? – встревожился Демон; неподдельная любовь звучала в его голосе.

- Все в один голос отвечают, что нет. Равнинники говорят, что принцесса Таянская пожелала отправиться в путешествие, - сказал каманар, - и гостеприимные хозяева не смогли ей отказать.

Насмешка в его голосе мешалась с подозрением. Ложь равнинников казалась слишком нелепой, чтобы быть ложью: несомненно, аллендорцы что-то замышляли. Но что могла сделать слабая женщина, пусть даже и став орудием в руках коварных мудрецов Ройста?

- Я боюсь за нее, - сказал Итаяс. – Что они хотят с нею сделать?

- Ее отправили в Рескидду, - ответил отец.

Демон умолк. Поднялся, оставив развалившегося на камнях льва. Непроницаемо-улыбчивое лицо оледенело, ясные пустые глаза встретили взгляд каманара.

- Так… - сказал он странным голосом. – А что слышно из Нижнего Таяна?

Арияс помолчал.

- Я был прав, - глухо сказал он. – Я ошибся лишь в одном: неверно назвал границу, на которой остановится Эрдрейари. Мертвец чует, что Верхний Таян не по зубам ему, и войска его укрепляются в низинах. Он сунулся в пещеры, но вылетел оттуда с опаленным лбом. Мы потеряли Нижний Таян, но остановили Уарру, Итаяс.

Тот опустил веки, безмолвный. «Императору не нужна ледяная страна, - подумал Арияс, мрачнея. – Теперь он двинется на юг, в Имар и Ору… если они упустят время, то падут, как чаары. Безмозглые бараны! Уже сейчас поздно, к зиме времени не останется вовсе!»

- Знаешь, отец, - с неожиданной мягкостью сказал Демон, - я не буду зимовать в горах.

- Что? – вырвалось у Арияса.

- Укрепляй границы, - сказал Итаяс так, словно сам был каманаром, отдающим распоряжения, - не пугай лишний раз орцев и имаров, вели Кентаясу быть осмотрительнее. Мертвецы в бою ничем не отличаются от живых, разве что командиры их осторожней и опытней. Мне скучно сидеть в пещерах. Я ухожу.

Каманар с трудом перевел дыхание.

- Что это с тобой? – ледяным голосом спросил он; Арияс слишком хорошо понимал, что ответом на гневный запрет будет только усмешка бешеного Демона, и кроме того, в сырую погоду у каманара до сих пор болела левая рука. – Тебе наскучили сражения, желаешь мирно пасти овец в какой-нибудь долине?

Итаяс беззлобно рассмеялся.

- Нет, - сказал он почти ласково. – Но драться с солдатами Уарры можно до самой смерти, и ничего не изменится. Даже если все каманы Лациат объединятся, им никогда не сокрушить Уарру. Ты понимаешь это, отец. Охотник может не рисковать, не забираться в логово льва – но он спокойно ждет снаружи, сколько потребуется.

- И что? – медленно спросил Арияс.

Демон улыбнулся.

И сказал почти мечтательно:

- Я видел его.

- Кого?!

- Император Уарры приезжал в одну из мертвецких крепостей. Я пробрался туда и увидел его.

- Ты безумен, - сказал отец. – Но тебя не зря зовут Демоном. Ты неподвластен смерти.

Сын снова засмеялся.

- Может, и так, - сказал он. – Но Император – подвластен.

Сердце Арияса дрогнуло.

- О чем ты? – снова переспросил он, уже догадываясь, что за невероятная мысль завладела разумом Итаяса.