Дети немилости

Получив ключи, они отправились по указанному пути. Мостик над улицей оказался открытый, словно над рекой, с красивыми коваными перилами. Лонси, уставший до полуобморочного состояния, смотрел под ноги и видел только узкую мостовую внизу, выщербленную, как зубы Юцинеле. Горянка шла впереди. Когда она остановилась, маг едва не налетел на нее.

- Что? – пробормотал он.

- Шмотри-ка, - сказала Неле.

Лонси поднял глаза – и замер.

Алмазный небосвод короновал Рескидду.

Ночь опустила прохладную руку на лицо города, и Рескидда очнулась от дневного бредового сна; по улицам проносились паровики, повсюду горели окна, свет мощных заклятий озарял крыши храмов, прогулочные лодки плыли по каналам, как огненные цветы. Доносилась музыка: арфы и флейты, хрустальные гармоники, чьи голоса походили на голоса звезд, и маленькие барабанчики, название которых Лонси забыл. Пели на риеске: пели в храме гимны Арсет, пели в ночных тавернах шальные куплеты, пели о любви на широких улицах и у каналов. Маленькие воздушные шары уносили в небо цветные фонарики.

- Прекрашно как, - сказала Неле.

Безжалостная Рескидда, все отобравшая у них днем, ночью радовалась и цвела, забыв о них.

С одной стороны скучно серели крыши пристроек, навес для паровиков и угол грязного переулка. С другой расплескался зеленью сквер и поднималась другая гостиница, вдвое выше, украшенная лепниной и башенками – должно быть, та, дорогая. Крыша меж башенок была плоская, и по ней, как по улице, гуляли люди, роскошно одетые, богатые, беззаботные... дальше был маленький особняк, красивый как игрушка, еще дальше – ресторан, стены которого на всем первом этаже были стеклянные и открывали внутреннее убранство, пышное, как в каком-нибудь дворце. Гирлянды цветных огоньков протягивались по ветвям деревьев здесь и там, уличные фонари струили белый и свежий свет.

Лонси прикрыл глаза.

- Пойдем, - сказал он.

Неле, завороженно смотревшая на ночной город, послушно шагнула.

Добравшись до своей обшарпанной комнатки, они отворили окна, снаружи забранные решетками. Ветерок в самом деле проносился насквозь, освежая. Лонси опустился на жесткую, точно костлявую, постель, посидел немного, вздохнул, перебрался на продавленный диван. Поделил купленную по дороге снедь – косичку из теста и подвяленного мяса, отдал Неле половину. Налил в гостиничные стаканы воды из умывальника.

- Я уже не могу, - сказал он. – Падаю. Давай спать.

А утром Неле не встала.

Она лежала бледная, покрытая испариной, изредка ломкими движениями пыталась закутаться в тонкую простыню: летнее утро Рескидды было жарким и становилось все жарче, но Неле мерзла сильней и сильней. Ее бил озноб. Обмирая от ужаса, Лонси разыскал в шкафу зимние одеяла, насильно влил в девушку два стакана воды – пить ей было, кажется, больно, она мотала головой, не открывая глаз и ничего не говоря. Потом маг сел подальше от больной и стал напряженно вспоминать все медицинские заклинания, которые знал сам и о которых слышал от матери.

Помнил Лонси многое, но медиком не был. Он рискнул бы лечить то, что легко поддается магии: открытую рану, простуду, некоторые отравления, еще полдесятка болезней, простых для распознавания и не требующих многосоставных схем. Неле же явно подцепила какую-то южную заразу, и что с нею делать, Лонси не знал. Нужен был местный врач. Маг побежал к хозяину гостиницы, и тот отправил девчонку-посыльную к доктору, который хорошо знал болезни чужеземцев.

- Так бывает, - утешительно сказал хозяин, глядя на посеревшего Лонси; наверняка думал, что приезжий тревожится о жене. – Рескидда не всех северян принимает легко. Есть болезни, которыми только иностранцы и болеют, и Исен крысу на этом съел.

Исен Элат, доктор, приходился хозяину гостиницы зятем.

Он оказался необыкновенно похож на самого Лонси, только волосы господина Элата были не темные, а ярко-золотые, как обычно у рескидди. И вел себя доктор не в пример уверенней: спокойно распоряжался, скупо объяснял, равнодушно успокаивал. Лонсирем узнавал манеру, общую для всех медиков мира; поневоле вспоминалась мать, и сердце угрызала тоска.

- Четная лихорадка, - сказал доктор, острейшей лопаточкой сняв чешуйку кожи Юцинеле и вычертив над нею какую-то сложную схему. – Первый день человек ее не замечает. На второй, четвертый и так далее приходятся тяжелые приступы. Длится от четырех до шестнадцати дней.

Говорил он, не думая; сам Лонси так цитировал университетские конспекты.

- Приступы надо купировать, - сказал доктор Элат. – Чем дольше длится лихорадка, тем выше вероятность летального исхода. До десятого дня можете рассчитывать на меня. Стоимость визита…

Услышав сумму, Лонси судорожно сглотнул.

- Дольше бывает редко, - продолжал Элат, с безразличным видом рассматривая стену. – Но в случае такого несчастья нужен специалист уровнем выше.

Лонси предпочел об этом не думать.

- Она заразна?

- Нет. Эта разновидность лихорадки имеет на девяносто процентов магическую природу. Измененная реакция на близость Истока. Катализатором становится пища. Вы ели уже что-то местное? Значит, с вами все в порядке.