Дети немилости

Маг поднял на нее глаза. Надежда насторожилась внутри, точно собака, но крепли и опасения. Чем дальше, тем больше Лонси подозревал, что торговка немного не в себе. Жжет свечи среди соломы, открывает лавку ни свет ни заря, зовет случайных прохожих играть. Не моется. Она даже не спросила, не хочет ли Лонси что-нибудь купить. Конечно, если она готова заплатить ему за какие-нибудь достойные услуги, это большая удача в его положении, но…

- Не бойся, - сказала она, вновь прикусывая мундштук. – Тебе ведь нечего проигрывать.

- Что? – прошептал Лонси.

- Нечего проигрывать, - повторила торговка. – Ничего и не проиграешь.

Лонси помялся.

- Я с радостью развлеку вас, госпожа, - сказал он, решив хотя бы разузнать для начала побольше. – Но… я не знаю правил.

Она засмеялась. Смех был низкий, как у мужчины.

- Это-то и хорошо, - сказала она. – Что за интерес играть с тем, кто знает правила?

Лонси не понял ее, но подобные неловкости умел вежливо заминать.

- Вы предпочитаете играть на интерес или ставить что-нибудь? – спросил он.

Женщина перекинула трубку с одной стороны рта на другую.

- Я обычно ставлю интерес, - ответила она. – Мало кто играет на деньги или вещи.

Лонси потер лоб в смущении, которое было наполовину притворным.

- Прошу прощения, госпожа, - сказал он, - но что же поставить в ответ? У меня ведь действительно ничего нет.

Женщина рассмеялась снова, открыто и добродушно; Лонси даже невольно улыбнулся. Мало-помалу легче становилось на сердце. Со смутным удивлением он осознал, что совершенно не хочет спать, соображает ясно, голова больше не болит, а кости не ноют.

- Глупый, - сказала женщина почти ласково, – да разве я хочу что-то выиграть? Я просто поиграть хочу. Ты сюда забрел случайно, усталый, и играть согласился не в свое удовольствие, а только ради меня. Я это ценю. Чего бы тебе хотелось? Выбирай. У меня есть все.

Лонси смущенно обвел взглядом полки. Конечно, товаров у толстухи множество, но все это бесполезная рухлядь. Ему сейчас нужна звонкая монета, а торговля тут вряд ли идет бойко, и неловко просить денежную ставку, если сам ничего не ставишь в ответ…

- Э-эй, - сказала женщина, благодушно посмеиваясь. – Я же сказала, что играем на интерес. И коли уж ты согласился играть, то выбирай настоящий интерес.

- Как это? – недоуменно спросил Лонси.

Женщина встала. Заколыхалась необъятная юбка, замигали фонарики на полках, повернулось вокруг своей оси чучело птицы под потолком.

- Чего ты хочешь? – спросила она. – Чего тебе не хватило, когда раздавали дары? Что сделает твою жизнь радостью?

Голос ее прогрохотал, как отдаленный гром, и показалось, будто в лавке стало темней. Лонси почувствовал, что у него затекла спина. Хотелось в уборную.

- Вы хотите сказать – о чем я мечтаю? – робко спросил он. В том, что женщина – сумасшедшая, он уже убедился. Безумная толстуха, которой хватает ума содержать лавку, то ли гадательный салон, то ли магазинчик ненужной мелочи; должно быть, у нее иногда случаются приступы, но она безобидна, и поэтому ее не помещают в лечебницу. Понятно, отчего дети редко навещают ее, хотя конечно, это все равно очень дурно с их стороны.

- Как угодно, - сказала сумасшедшая. – Может, и так. Ну?

Лонси кусал губы. Не слишком-то ему хотелось раскрывать душу перед невменяемой торговкой, но подходящей изящной лжи на ум не шло, а мечта его была проста, так проста и обыкновенна, что и сказать не стыдно. То, чего не хватило Лонсирему Кеви, когда раздавали дары…

...«Что я здесь делаю? – внезапно подумал он в изумлении. – Что я говорю? Зачем это я?»

Не стоило отвечать, не стоило продолжать этот разговор, свернувший, как сам Лонси недавно, в дикие закоулки, но женщина смотрела пристальным насмешливым взглядом: казалось, что-то темное исходит из ее глаз и сгущается тенями в углах комнаты. В сумраке оживали и искажались маски – разевали рты, таращили пустые глазницы; мерцала, плыла и ползла вверх по стенам странная роспись. Лонси запоздало понял: он уже говорит то, что подумал.

- Я хотел бы быть сильным магом, - сказал он.

Женщина ударила ладонью по столу, с довольным видом наклонилась к Лонси. Глаза ее азартно сощурились, жирно намалеванные губы раздвинулись в улыбке. Тяжелый запах немытого тела наплыл, словно ударил по лицу, и Лонси стоило громадного труда не отшатнуться.

- Сильным? Очень сильным? – полуутвердительно повторила она. – Самым сильным?

«Сильнее Оджера Мерау», - подумал Лонси и вдруг с диким стыдом понял, что произнес это вслух.

Женщина улыбалась. Желтые зубы покрывал мутный налет. Вонь делалась нестерпимой.

- Это хорошо, - сказала женщина и положила свою трубку на подставку. – Потому что мои мальчики совсем испортились. Ты очень кстати, Лонсирем.