— Ну да, — пожала плечами Адирроза. — Хотя бы маленькая стрелялка всегда должна быть под рукой.
Хлюпик вздохнул и машинально коснулся рукой груди — там он обычно носил медиатор. Переодевшись, он некоторое время раздумывал, куда бы пристроить звёздочку, и, наконец, решил оставить её со старой одеждой. В конце концов, подумал он, что может угрожать мне здесь?
— Что же у вас за жизнь такая? — искренне удивился он.
— Обыкновенная жизнь, — пожала плечами Адир-роза. — Как и у всех в Лесу.
Хлюпик с сомнением покачал головой. На его памяти опасность из Леса появилась возле их деревни всего лишь один раз, когда в окрестности забрёл старый полуслепой носопыр. Мужчины племени тогда вооружились, детей загнали в корзины и под страхом лишения папирос не выпускали наружу. Впрочем, через пару дней носопыр куда-то исчез — то ли отправился искать не столь прокуренный завтрак, то ли просто помер себе тихонько где-нибудь в укромном уголке.
— Давай потанцуем, — предложила Адирроза.
— Я не умею…
— Это же очень просто! Пошли!
Они двинулись было в сторону танцплощадки, но тут кто-то громко, на весь корабль, откашлялся и недовольно произнёс:
— Это чмо наконец починит микрофон?! Как это — уже?! Что, серьёзно? Э-э… Уважаемые пассажиры!
«А, это же громкоговоритель!» — понял Хлюпик.
— Уважаемые пассажиры! — интонации голоса мгновенно стали бархатными. — Экипаж под предводительством командора Блэвэ приветствует всех вас на борту суперлайнера «Махагония»!
Многочисленные обитатели верхней палубы радостно заулюлюкали и захлопали в ладоши.
— Мы с вами сейчас находимся на высоте девятисот метров, или, как говорят люди военные, в пяти кабельтовых от поверхности земли. Наш полёт продлится около трёх суток, и всё это время в Бэбилоне будет проходить карнавал. Но и мы не отстанем от них по части веселья!
Когда аплодисменты и шум немного утихли, голос продолжал:
— Сегодня вечером на первой и второй палубах состоятся танцы, а с наступлением темноты вас ждут праздничный фейерверк и роскошный бесплатный стол а-ля фуршет. Ну а сейчас… — Голос сделал паузу. — Сейчас для вас споёт знаменитый, невероятный, феерический маэстро сцены и эпатажа… Леон Жаклеон!
— Сам Леон Жаклеон! — завопила Адирроза под самым ухом у Хлюпика, подпрыгивая и хлопая в ладоши. — Я и не знала, что он здесь!!!
«Да кто он такой? — недоумённо подумал Хлюпик. — И чего это все так расшумелись?»
Гам действительно стоял страшный. На палубе заметно прибыло людей — пассажиры торопливо поднимались наверх.
— Пойдём скорее! — Адирроза буквально поволокла смоукера за собой, рассекая толпу.
Больше всего народа теснилось около круглой, слегка приподнятой сцены, упирающейся в ют. Взявшиеся за руки матросы образовали что-то вроде живого ограждения, сдерживая напирающую массу народа. В воздух взвивались ленты серпантина, глухо ухали хлопушки, щедро осыпая всех конфетти. Толпа начала скандировать — сначала тихонько, потом всё громче и громче:
— Ле!
— Он!
— Жак!
— Ле!
— Он!
Тут дверца юта открылась, и на сцену, улыбаясь, выступил толстый светловолосый человек, одетый в некое подобие нежно-розового пеньюара с огромным декольте. Толпа безумствовала. Улучив момент, Хлюпик наклонился к Адиррозе и крикнул ей на ухо:
— Кто такой этот Жаклеон?
— Знаменитый певец! — прокричала в ответ девушка. — Его же все знают! Ты что, Хлю?!
«Что это за дурацкое имя? И почему он так странно одет?» — хотел было спросить Хлюпик, но, поразмыслив всего мгновение, счёл за лучшее промолчать. Следом за певцом вышли двое мужчин в ослепительно белых кителях. Головы их венчали фуражки с высокими тульями и блестящими кокардами. Наверное, это командор Блэвэ и его первый помощник, решил Хлюпик. Оба воздухоплавателя, скромно улыбаясь, прислонились к надстройке. Певец вышел на середину сцены и широко раскинул руки, приветствуя публику. Хлюпик заметил, что ногти его накрашены.
Слабо улыбаясь, Леон Жаклеон несколько раз хлопнул в ладоши. Ему протянули странный грибообразный предмет. «Э, да я уже видел такой! — вспомнил Хлюпик. — Иннот говорил, он как-то связан с радио». Шум понемногу стихал. Леон Жаклеон стоял неподвижно, слегка опустив голову. Но вот рука его медленно поднялась, поднося чёрный гриб к самому рту, и он запел неожиданно тонким и гнусавым голосом:
— Я не папонт, я не мамонт, я обыч-ный глу-пый шлямонт…
Скрытые динамики многократно усиливали звук. Зрители разразились одобрительными возгласами. Хлюпик сморщился — казалось, у него сейчас отвалятся уши.
— И не папы, и не мамы не найдут мо-ей пи-жа-мы… — продолжал выводить артист, совершая некие телодвижения нижней половиной туловища.
«Это же чушь несусветная!» — сердито подумал Хлюпик и коснулся плеча Адиррозы.
— Давай уйдём!
— Ты что?!! — Девушка круглыми от изумления глазами посмотрела на него.
— Да ты послушай, что он поёт!
— Ах, пижама! Где же, где же! Как найдём, тотчас раз-ре-жем…
— А что, тебе не нравится? Хлю, я хочу послушать! — отмахнулась Адирроза.