Дети непогоды

Армадилл мигнул. Прозрачная плёнка медленно скользнула по глазному яблоку и спряталась под веко. Мир с точки зрения армадилла представлял собой любопытное зрелище: очень чёткий, яркий, сильно увеличенный в центре, но он тускнел и уменьшался к краям, становясь как бы необязательным приложением к тому, на чём хищник фиксировал свой взгляд. Сейчас глаза армадилла были устремлены на странную цилиндрическую штуковину. Это оттуда так вкусно пахло. Правда, запах никотина немного настораживал армадилла, как и всё незнакомое. Но спустя какое-то время голод перевесит осторожность, и бронированное тело плавно заскользит вперёд, к источнику раздражающе-аппетитного запаха, всё быстрее и быстрее… Армадилл шевельнул хвостом и неспешно, почти незаметно переместился на несколько метров. Он не очень любил охотиться на суше, хотя и мог. Настоящей его стихией была вода. И она прибывала. Через какое-то время она достигнет непонятного предмета, и тогда… Армадилл замер недалеко от берега, свернувшись в кольца на мелководье и выставив на поверхность широкую плоскую голову. Янтарные, с коричневыми крапинками глаза, не отрываясь, следили за береговой линией. Уже два раза рептилия, словно подмытая дождём коряга, тихо-тихо снималась с места и слегка придвигалась к странной, похожей на пень штуковине, из-под которой тянуло восхитительными ароматами. Иногда в щели под ней что-то мелькало, и тогда вкусный запах чуть-чуть усиливался. Внезапно армадилл услышал шум. Эти звуки были ему знакомы: чуть бурлящий шорох воды и ровные всплески вёсел. Приближалась лодка, причём не одна. Рептилия погрузилась, оставив на поверхности только выступы глаз и ноздрей. Голые коричневые люди, тонкие, блестящие от дождя, с длинными копьями в руках ловко прыгали на берег, вытягивали на сушу остроносые лодки, подкрадывались к перевёрнутой ступе, из-под которой доносились оживлённые голоса — и всё это молча и почти бесшумно. Сознание армадилла устроено просто: в нём есть осторожность и есть голод. Голод заставляет его истекать слюной, словно водяные часы-клепсидру — капельками воды. И когда чаша голода перевесит, осторожность уже не будет иметь никакого значения…

* * *

— Плохо дело, — пробормотал Куки.

Когда мощный пинок опрокинул ступу, друзья полетели вверх тормашками, и не успели они вскочить на ноги, как оказались в кольце из дюжины острых и длинных копий. Те потихоньку, сантиметр за сантиметром, смыкали кольцо.

— Кто это? — спросил Хлюпик.

— Какое-то племя. С верховьев Камелеопарда, если судить по их лодкам. Скорее всего, кипадачи. Да ещё молодые воины, самые отмороженные…

— Племя? А почему они не пригласили нас на трубочку табаку или на чашку чаю, а тычут копьями? По-моему, это просто разбойники!

— Племена бывают разные, — хмыкнул Куки. — У некоторых настолько практичный подход к чужакам, что они рассматривают их как полезную добавку к пищевому рациону. Или, скажем, как меновой товар.

— А кипадачи?

— Эти, скорее всего, просто надают по соплям.

— По чему?!!

— Отдубасят, блин! Так понятно?!

— За что?

— Обычай у них такой. Молодым воинам главное показать свою удаль, а любой чужак для этого — прекрасный повод… Ты как, хорошо дерёшься?

— Шутишь?!

— Ничуть не бывало. Сейчас они устроят что-то вроде арены и выпустят против нас кого-нибудь из своих.

— А потом?

— Ну-у… Если мы будем хорошо биться, они нас отпустят… Может быть, — не слишком уверенно протянул Куки. — Знаешь, ты лучше не суйся под руку, раз не умеешь драться. Я попытаюсь как следует отделать их парня.

Между тем кончики копий стали покалывать приятелей, недвусмысленно подталкивая их к воде. Внезапно воины рассыпались цепью, образовав полумесяц, обращенный вогнутой стороной к реке. Один из них, резко взмахнув рукой, вогнал копьё острием в землю и выступил вперёд.

— Ага, вот и вызов, — сквозь зубы процедил Ку-ки. — Кстати, не вздумай прыгать в реку. Трусов они не жалуют. Закидают копьями только так…