Дети ночи

Раду Фортуна ничего не ответил, но Ион счел возможным вмешаться.

– Этот идиот священник, он иметь ненастоящий нога. Мы не знать это. Когда люди пришли за ним отвести из подвала к Отцу, идиот священник ударить Андрей и Николае через голова ногой, которую он снять. Он пытаться бежать. Николае без сознания. Андрей и трое других это не понравиться, и они ударить. Бить долго и…

– Заткнись, – рявкнул Раду Фортуна, уже не улыбаясь.

«Значит, Майк тоже встречался со стариком».

Один из охранников открыл заднюю дверцу «Мерседеса». Кейт мысленно отметила, что, если ей все-таки удастся выбраться живой из этой передряги, она никогда не купит эту проклятую машину.

– Ну что ж, счастливого пути, – пожелал Раду Фортуна, стоя у открытой дверцы, пока охранник заталкивал ее внутрь.

– Куда меня везут?

Кейт не понравилось, что Ион обходит вокруг машины и садится рядом с ней на заднее сиденье.

Стригой со шрамом, тянувшимся через левый глаз, уселся за руль, а третий охранник остался стоять рядом с машиной.

Раду Фортуна развел руками.

– Вы ведь хотите увидеть Церемонию, верно? Полагаю, вы прошли тернистый путь, чтобы добиться этой привилегии. Сегодня ночью вы получите такую возможность. – Он ухмыльнулся, и его щербатая улыбка напомнила Кейт Саддама Хусейна, которого постоянно показывали по телевидению прошлой зимой и весной: у обоих глаза оставались неподвижными при любом выражении лица.

– Что ж, – продолжил он по-прежнему насмешливым тоном. – Я полагаю, теперь нам нужно попрощаться. Сегодня вечером я вас увижу, это верно, но там будет слишком много народу и поболтать не удастся. Пока.

Он хлопнул ладонью по крыше машины, второй стригой тут же скользнул на заднее сиденье, и Кейт оказалась зажатой между Ионом и этим подонком, от которого несло чесноком. Раду Фортуна захлопнул дверцу, машина тронулась и, проехав через арку в стене, двинулась вниз по склону, направляясь за пределы Сигишоары.

«Мерседес» свернул вправо, на какое-то узенькое шоссе. Выглянув в окно, Кейт успела разглядеть указатель: «МЕДИАШ 36 KM, СИБИУ 91 KM». Закрыв глаза, она попыталась вспомнить карту, которой в последние дни все время пользовался О’Рурк. Если представить те дороги, по которым они проезжали, сделав поправку на горы и отклонения от маршрута, а исходной точкой считать Бухарест в положении часовой стрелки на шесть часов, то тогда путь проходил против часовой стрелки. Тырговиште находится не на окружности, а под центром циферблата. Брашов занимает позицию на три часа, Сигишоара – на двенадцать, а Сибиу – часов на девять.

Где же именно находится замок на Арджеше? Где-то между девятью и Тырговиште в центре. А Сибиу – по дороге к замку? Должно быть, они с О’Рурком ошиблись, предположив, что замок займет важное место в Церемонии. По-видимому, они направляются в Сибиу.

«Сколько миль ехать до того места, где мне суждено умереть? Меньше шестидесяти?» Кейт вытерла о юбку влажные ладони. У нее вдруг заурчало в животе.

Ион посмотрел на нее с нескрываемой ухмылкой.

– Тебе не понравиться завтрак?

Никакого завтрака не было, и вчера на ужин ничего не давали. Кейт попыталась вспомнить, что она ела в последний раз, и, когда оказалось, что это было какао с печеньем у тех женщин, Аны и Марины, ее чуть не стошнило.

Машины по дороге попадались редко, да и те немногие шарахались в сторону, когда водитель-стригой сигналил и наезжал сзади на скорости, которая на этом неровном и извилистом шоссе казалась головокружительной. «Мерседес» притормаживал лишь при встрече с животными, но даже овечьи отары разбегались при его приближении.

Кейт решила, что трансильванский пейзаж, мелькающий за окном, должен быть прекрасен летом: горные зеленые луга; густые леса, поднимающиеся до высот, не обезображенных дорогами; развалины монастырей на горных вершинах; купола-луковицы православных церквей в небольших деревушках вдоль реки; живописно одетые крестьяне и цыгане, работающие в полях. Но уже сейчас, в октябре, зима легла на землю серой пеленой.

И водитель, и молодой стригой справа от нее курили, машина же, судя по всему, не проветривалась. Кейт ощущала исходившую от мужчин вонь – смесь пота и мочи, а запах чеснока становился все невыносимее. Шофер постоянно обращался то к молодому, то к Иону, и говорили они по-румынски в таком пулеметном темпе, что Кейт не понимала ни слова. Все они много смеялись. Она часто ловила на себе их взгляды – до того, как они начинали смеяться, или после. Даже ничего не понимая, Кейт разобрала, что это была развязная самоуверенная болтовня не обремененных интеллектом самцов в присутствии женщины, находившейся в их власти. За свою жизнь она успела наслушаться таких интонаций, испытала на себе множество таких же плотоядных взглядов, страдала от таких же смешков еще девочкой в компании юнцов постарше, студенткой в обществе сексуально озабоченных преподавателей, молодым врачом в беседах с коллегами, пытавшимися что-то доказать, разведенной женщиной, предоставленной самой себе. Она слишком хорошо все это знала.