Дети ночи

– Ну вот. Незадолго до революции Великий Вождь просыпается как-то в прекрасном настроении и выходит на балкон, чтобы поздороваться с солнцем. «Доброе утро, солнце», – говорит он. И можешь себе представить, до чего он удивился, когда солнце ему ответило: «Доброе утро, господин президент». Чаушеску бежит в комнату и расталкивает Елену. «Проснись! – кричит он. – Теперь меня даже солнце зауважало». – «Замечательно», – говорит жена Вождя и переворачивается на другой бок. Чаушеску, испугавшись, уж не сошел ли он с ума, днем опять выходит на балкон. «Добрый день, солнце», – говорит он. А солнце опять почтительно отвечает: «Добрый день, господин президент…»

– Конец у этого анекдота есть? – перебила его Кейт. Далеко впереди уже замаячил въезд в аэропорт. Дождь усилился. Она стала опасаться, как бы не отменили рейс «Пан-Америкэн» до Варшавы.

– «Добрый день, господин президент», – ответило солнце днем, – продолжал Лучан. Он включил поворотник и, не обращая внимания на то, что лампочка не зажглась, въехал на длинную подъездную дорожку. – Чаушеску так разволновался, что захотел и Елену вытащить на балкон, но она как раз занималась макияжем. Наконец, уже ближе к закату, он все-таки убедил ее. «Смотри и слушай, – сказал он жене, которая вдобавок была еще и председателем Национального совета по науке и технике. – Солнце меня уважает». Он повернулся в сторону чудесного заката. «Добрый вечер, солнце», – сказал он. «Пошел в задницу», – ответило солнце. Чаушеску очень расстроился и потребовал объяснений. «Как же так? Утром и днем ты обращалось со мной вполне почтительно, – лопочет он, – а теперь меня обругало. Почему?»

Кейт заметила свободное место в ряду машин, выстроившихся вдоль изгиба дорожки, выходящей к зданию аэропорта, но не успела показать, как Лучан уже довольно ловко притер машину параллельно уже стоящей. При этом он не потерял нить своего рассказа.

– «Почему ты меня так оскорбило?» – не унимается наш Вождь. «Ты, дерьмо собачье, – отвечает солнце. – Сейчас-то я на Западе».

Лучан обошел вокруг машины и, пока Кейт с ребенком выходила, держал над ними зонтик. Кейт улыбкой выразила свою признательность – больше за его доброту, чем за анекдот. Они вместе пошли к зданию аэропорта. Лучан нес чемодан и держал зонтик, а Кейт несла сумку на плече и ребенка.

– У трансильванцев есть пословица про анекдоты вроде моего, – сказал Лучан: – Ridem noi ridem, dar purceaua e moarta in cosar.

– И что это означает?

Они вошли под тяжелый бетонный козырек здания аэропорта. Охранники в серой форме с автоматами равнодушно скользнули по ним взглядом.

– Это означает… Мы все смеемся, но поросенок в корзине сдох.

Лучан сложил зонтик, стряхнул с него воду и открыл плечом входную дверь. Внутри все оставалось таким же гнетущим, как и в день прилета Кейт: обширное бетонное гулкое пространство, грязное и замусоренное, охраняемое солдатами. Слева – обшарпанные длинные столы и неработающий транспортер таможни для прибывающих. Везде пусто. Впереди – контрольные пункты и занавешенные кабинки, через которые предстояло пройти Кейт и Джошуа.

Лишь после этого они смогут взойти на борт самолета «Пан-Америкэн».

Лучан поставил вещи на первый стол для досмотра и повернулся к ней. Провожающих дальше не пускали.

– Ну… ладно… – начал он и замолчал.

Кейт еще ни разу не видела, чтобы ее юному другу и переводчику не хватало слов. Она обняла его свободной рукой и поцеловала. Он моргнул и легонько, робко коснулся ее спины. Служащий за стойкой с надписью «ПАСПОРТНЫЙ КОНТРОЛЬ» что-то отрывисто произнес, и Лучан отстранился, не сводя взгляда с Кейт. Ей показалось, что в глазах юноши, странным образом напоминавших в тот момент глаза Джошуа, застыл немой вопрос.

Чиновник сказал еще что-то, уже громче. Лучан наконец перевел взгляд и огрызнулся:

– Lasama in pace![2]

На какую-то долю секунды чиновник будто остолбенел от столь злостного неповиновения, но быстро пришел в себя и щелкнул пальцами. Тут же появились три дюжих молодца в форме.

Кейт уловила что-то вроде отчаяния в глазах Лучана. Она снова обняла друга, одновременно неловким движением вытаскивая свой паспорт и, словно волшебный амулет, выставляя его перед охранником.

Волшебство помогло… во всяком случае, на время. Охранники колебались. Чиновник что-то злобно рявкнул Лучану и скрестил руки. Охранники посмотрели на него, потом – опять на Лучана и Кейт.

– Прошу прощения, – обратилась к ним Кейт. – Но мой друг очень расстроился. Мы тяжело переживаем разлуку. Лучан, скажи джентльмену, что у нас есть для него кое-что…

Лучан не сводил глаз с чиновника, но заговорил, когда Кейт ущипнула его за руку.

– Что? Ой… aveti dreptate, imi pare rau… Avem ceva pentru dumnneavocestra.

Кейт разобрала фразу, означавшую: «Я думал о вас». Эти слова служили вежливым предисловием к взятке – одним из правил повсеместно распространенной в Румынии игры «Как подступиться». Она вытащила из сумки три блока «Кента» и передала Лучану, который в свою очередь вручил их чиновнику на паспортном контроле.