Дети ночи

О’Рурк заказал номера в «Новотеле» в Буде, и Кейт поразилась этому островку западного комфорта в бывшей коммунистической стране. При виде Будапешта Кейт представила себе Бухарест лет через двадцать пять, если капитализм проложит там себе дорогу. Она никогда особенно не интересовалась экономическими теориями, но сейчас на нее вдруг нашло, пусть наивное, озарение, интуитивное понимание того, что капитализм (по крайней мере одна из его составляющих – частная инициатива) напоминает некоторые формы жизни, которые находят себе точку опоры даже при самых неблагоприятных условиях, что в конечном итоге приводит к усилению жизнестойкости. В этом случае, как она понимала, прогресс будет идти, пока не поколеблется равновесие между старым и новым, между эстетически прекрасным и стандартизированной усредненностью; тогда Будапешт захлестнут навязчивые, приводящие под общий уровень побочные продукты капитализма и город станет похожим на все прочие города мира.

Но теперь Будапешт казался воплощением гармонии между уважением к старине и интересом к Всемогущему Доллару – или Форинту, в зависимости от обстоятельств. Си-эн-эн и Герц, как и прочие записные пионеры капитализма, уже застолбили здесь места, но даже при взгляде мельком на город из окошка такси можно было видеть, как густо здесь перемешалось старое и новое. О’Рурк заметил, что многие мосты и дворец на Крепостной горе были взорваны немцами или разрушены в ходе боев во время войны, но венгры все любовно восстановили.

Уже в номере, глядя из окна на участок шоссе, вполне достойный сравнения с магистралью федерального значения в Штатах, Кейт потерла лоб и поняла, что весь этот деланый интерес к дорожным мелочам был лишь способом отвлечься от захлестывавшего ее эмоции черного прилива. А кроме того, еще и способом отогнать от себя тревоги, связанные с предстоящей поездкой в Румынию.

Кейт удивило, что она, оказывается, боится того, что ждет ее впереди – боится трансильванской тьмы, которой насмотрелась из окон больниц и приютов той холодной страны, – и в этом внезапном, обостренном осознании страха она ощутила и мимолетный проблеск надежды на то, что есть путь, по которому она выйдет туда, где царят не только скорбь, потрясение, безысходность и отчаянная решимость восстановить невосстановимое.

Раздался стук в дверь.

– Готовы? – спросил О’Рурк. Его летная куртка потрескалась и вытерлась от долгой носки, и Кейт впервые заметила небольшие шрамы в сеточке морщин вокруг глаз священника. – Я полагаю, мы успеем слегка перекусить здесь, в отеле, а потом отправимся прямо на встречу.

Кейт глубоко вздохнула, взяла в охапку пальто и накинула ремешок сумочки на плечо.

– Готова, – сказала она.

Они не разговаривали во время недолгой поездки на такси до площади Адама Кларка, затем через кольцевую развязку западнее Цепного моста и до подножия стен Крепостной горы. Оттуда они поднялись на фуникулере по крутому склону до укреплений самого королевского дворца.

– Давайте осмотрим окрестности, – негромко предложил О’Рурк, когда они отошли от зубчатых рельсов. Взяв Кейт под руку, он повел ее мимо горящих уличных фонарей к огромной конной статуе на южной стороне террасы.

Из схемы города Кейт помнила, что церковь Матиаша находится в противоположном направлении, и не имела ни малейшего желания осматривать какие бы то ни было достопримечательности, но по голосу О’Рурка, по его напряженной руке она поняла: что-то не так – и беспрекословно пошла за ним.

– Это принц Евгений Савойский, – объяснил он, обведя рукой громадную скульптуру семнадцатого века.

За парапетом открывался восхитительный вид. Было около половины седьмого вечера, но Пешт переливался огнями улиц, домов и машин, вверх и вниз по Дунаю неторопливо плыли ярко освещенные суда, а очерчивающие контуры Цепного моста бесчисленные лампочки отражались в речной воде.

– За нами следит тот человек возле лестницы, – шепнул О’Рурк, когда они зашли за памятник. Кейт медленно повернулась. Здесь было не так уж много парочек, осмелившихся бросить вызов пронизывающему вечернему ветру. Человек, на которого указал О’Рурк, стоял у подножия лестницы, ведущей на террасу возле рельсов фуникулера. Она разглядела тирольскую шляпу, длинную черную куртку, очки и бороду. Мужчина усердно любовался панорамой за ограждением.

Кейт сделала вид, что разглядывает план города.

– Вы уверены? – тихо спросила она.

Священник погладил бородку.

– Мне так кажется. Я видел, как он ловил такси позади нас возле «Новотеля». Кроме того, он очень торопился занять место на фуникулере сразу за нами.

Кейт подошла к широкому ограждению и облокотилась на него. Осенний ветер доносил сюда запах реки, умирающей листвы и выхлопных газов.

– Он один?

О’Рурк пожал плечами.

– Не знаю. Я священник, а не шпион. – Он мотнул головой в сторону пожилой четы, прогуливавшейся с таксой возле дворца. – Может быть, и они следят за нами… Откуда мне знать?

Кейт улыбнулась.

– И собака тоже?