Дети ночи: Печать Феникса

Кетан немного дрожащей рукой вручила Имхотепу ключи. Тот поблагодарил взглядом и направился к покоям. Лицо оставалось таким же непроницаемым, но на самом деле дверь вампир открывал с замиранием сердца.

Внутренние покои. Святая святых. С тех пор, как Имхотеп здесь жил, в комнате бывали лишь он сам и двое сопровождающих. А ведь внешне была комната как комната. Просторная, хорошо обставленная, с египетским колоритом, привнесенным гостями, если бы не пара "но".

Во-первых, комната скорее походила на святилище из-за обилия свечей, а во-вторых, в центре на возвышении стоял саркофаг. Настоящий, массивный, хотя и не производил впечатления такового, черный. По краям иероглифы пополам с древней письменностью вампиров. Охранные и предостерегающие надписи. На крышке саркофага вырезан золотисто-алый феникс, над которым изображена луна во всех ее фазах.

Имхотеп подошел к саркофагу и почти благоговейно дотронулся до крышки. Осторожно очертил кончиками пальцев резьбу по краю - словно читал рукопись для слепых. Наконец, проговорил:

– Кровь к крови, пламя к пламени. Открываю тебя во имя и по праву Живого огня!

Он говорил все это на исконном вампирском языке, и одновременно нажал на три потайные пружины. Верное слово и верное дело дали результат. По щели, отделяющей крышку от саркофага, пробежала голубая искра. Раздался легкий щелчок, и крышка отъехала в сторону, открывая содержимое.

Имхотеп тотчас заглянул внутри и застыл. В саркофаге, словно в уютной кровати лежала молодая девушка. Руки скрещены на груди, как принято у фараонов, но в них ничего нет. На лице выражение какого-то умиротворения, как у спящей, да и весь облик говорит скорее о сне, чем о смерти.

Девушка одета в просторное одеяние: платье или даже кимоно алого цвета с золотой вышивкой. Длинные волосы разметались по подушке. Но не такие длинные, как ранее. Гораздо короче по сравнению с теми, что должны быть. И лицо, каждая черточка которого четко отпечаталась в памяти Имхотепа, стало другим. Не сильно отличающимся, но другим. Перед главой клана Феникса в саркофаге лежала точная копия Полины.

Не меньше минуты Имхотеп пристально изучал содержимое саркофага, потом рассмеялся. Этот его смех напоминал битое стекло. Так смеются, когда плакать нет больше сил. Но все-таки в какой-то мере Имхотеп испытал облегчение. Все разрешалось, но так, как он и не предполагал.

Его смех не остался не услышанным. В дверь осторожно постучались, и голос Кетан поинтересовался:

– Могу я войти, господин?

– Да, проходи.

Весь облик вампирши выражал беспокойство и участие. Затворив за собой дверь, она осторожно спросила:

– С вами все в порядке?

– Да, Кетан. Все хорошо, как это только может быть.

– Я рада, если так.

Вампирша подошла ближе, почти благоговейно провела рукой по кромке саркофага, и тут же охнула, прижав ладони к груди.

– Что с тобой? Тебе больно?

Обеспокоенный Имхотеп тотчас оказался рядом, взял Кетан под руку и усадил в кресло у стены.

– Нет. Все… хорошо. Сейчас будет. Это… не боль, а как горячее давление.

– Стало сильнее, да?

– Да, - кивнула Кетан и тут же запрокинула голову, чтобы вампир не увидел мерцающих слез.

– Я… могу я посмотреть?

– Да, - после короткого колебания. Ведь он уже видел ее такой, ну или почти.

– Я буду очень осторожен.

Кетан лишь кивнула и села так, чтобы Имхотепу было удобнее. Тот присел между ее раздвинутых коленей и принялся расстегивать блузку, предварительно вытащив ее из брюк. Действовал он почти невесомо. Казалось, что пуговицы расходятся сами. С большей деликатностью действовать просто невозможно.

Только расстегнув до конца, Имхотеп сдвинул ткань в сторону, обнажая красивую грудь. Но глава клана делал вид, что этот предмет интересует его в последнюю очередь. К тому же там было, чему отвлечь внимание.

Всю грудину, огибая сами груди и занимая часть подтянутого живота, занимало нечто среднее между шрамом и татуировкой. Больше всего изображение походило на четыре объединенных кинжала. Причем рисунок будто раздваивался. Он был начерчен четкими линиями, словно взяли алый карандаш и обвели по лекалу. И, вместе с тем, создавалось ощущение объемности.

Имхотеп нежно провел кончиками пальцев по алым линиям, спросив:

– Больно? - и в голосе звучала такая забота, что невольно сердце щемило.

– Нет. Уже нет, - отвечала Кетан, очень надеясь, что вампир не заметит, как участилось ее сердцебиение.

– Они стали еще ярче.

– Да. Теперь такие четкие. - Они еще изменятся?

– Думаю, нет. Знаки достигли свой финальной стадии. Скорее всего, это был последний всплеск.

– И… что дальше?

– К сожалению, все идет не так, как задумывалось. Идет стремительно. Но даже сейчас она придет. Все равно придет. Это, - он снова бережно дотронулся до знаков, - позовет ее. Такой зов она не сможет не услышать.

Кетан вздохнула, кивнув. Ее рука уже поднялась, чтобы привести одежду в порядок, когда, внезапно, Имхотеп обвил ее талию, обнимая. Высокий лоб коснулся груди. Вампир заговорил тихо, но от того не менее проникновенно:

– Прости. Прости меня, Кетан. Я подвергаю тебя такому суровому испытанию! Я не имею на это право, и все равно…