Дети Ночи (СИ)

Старший вздохнул и пожал плечами.

— Извини, не хотел тебя обидеть. К бою.

Старший медленно пошел по кругу. Младший тут же подхватил движение, словно в медленном танце, не давая поставить себя против луны. Старший осклабился.

— Ну, ладно.

Быстрый змеиный выпад. Младший чуть отклонился, уходя с пути клинка — вот, сейчас я его достану, все и кончится. Но Старший непонятным образом успел уйти от неминуемого удара. Мгновенно разошлись. Младший снова внимательно следил за движениями брата, а тот, будто угадав его замысел, вдруг застыл, словно приглашая к нападению.

«Предугадывает! Ну, жди тогда».

Младший продолжал неторопливо двигаться из стороны в сторону, словно переступал в медленном танце, дразня и одновременно угрожая, но не теряя бдительности ни на мгновение. И потому все же успел отпарировать молниеносный выпад.

— Уж не предугадываешь ли и ты, братец?

— Я просто настороже. Ты же такой страааашный!

Смех.

— Ну, тогда нечего тянуть! А то так и замерзнуть можно!

Луна поднялась совсем высоко, и была уже не мутной, а ослепительно белой, в желтовато-радужном ореоле, похожем на маслянистые болотные пятна на воде. И схватка под луной была похожа на водоворот в холодном зимнем ручье, в котором вспыхивают мелкие льдинки.

Младший едва успевал уходить и отвечать, во рту появился железистый привкус крови, как всегда от усталости, голова начала кружиться, как вдруг Старший отскочил, вонзил узкий изогнутый клинок в снег и поднял руки.

— Хватит!

Младший, не веря глазам своим, переводил дыхание.

— Сдаешься, что ли?

— Нет. Но хватит. Мне тебя не достать, тебе меня тоже. Значит, ты лучший фехтовальщик... фффуууухх... у меня три, — он постучал себя по лбу, сдергивая на шею повязку, — три зрения, я предугадываю — а тебя не достал! Кто учил?

— Винадда, — выдохнул Младший. — И отец.

— Ага... ну, пошли? Идем, брат? — снова улыбался во весь рот Старший. — Как же я рад!

И у Младшего снова стало тепло на сердце.

— Идем. Отец с матерью, наверное, ждут — не дождутся.

— Ага, — ответил Старший, с пыхтением поднимаясь вверх по склону. — Меня ждут как наследника, тебя как любимого сына. Нет, — быстро сказал он, — не ревную, не думай. Но младшие всегда любимые. — Он вдруг повернулся к брату. — Я ревновал до нашей схватки. А теперь я ее выгнал, ревность. Брат, я же так по тебе тосковал, я тебя очень люблю, брат. И ничего мне не говори!!! — почти крикнул он неожиданно тонким голосом. — Пошли скорее.

Сквозь врата, вглубь родного Холма, мимо казарм и конюшен стражи, под невероятно высокие своды широкого городского уровня, мимо фонтанов и колодцев, мимо домов знати, над входными арками которых горделиво блестели гербы. Мимо ремесленных рядов и училищ, мимо рынка, до главной площади — до Круга, откуда самый широкий подъем уходил к королевским чертогам. Или просто Чертогам.

Холм был похож на огромный муравейник с множеством уровней, закоулков, переходов и туннелей, из которых самые нижние, незаселенные, находились почти рядом с Провалом, и кроме застав стражи там никого и не было. Некоторые туннели тянулись между холмами, а были и такие, как говорили, что тянулись под всем миром, но мало кто отваживался на такие далекие путешествия, так что толком ничего не было известно.

Они ехали по улицам, и народ высыпал из домов, чтобы увидеть вернувшегося наследника престола.

«Они ведь и правда радуются, они мне радуются! — думал Старший, улыбаясь от радости и изумления. — Ну даже пусть им просто весело посмотреть на королевский выезд, это тоже приятно. Людям радостно, и я этому причиной».

Он улыбался, и на душе постепенно теплело. Столько лет его не было дома, он боялся, что его тут забыли, и заранее ощетинился, словно еж, а тут ему были так рады. Он даже растерялся поначалу.

Все было узнаваемо, хотя и изменилось — Холм уже не казался таким огромным, а городской уровень — самым красивым местом на свете. В дедовом холме народу было меньше, да и город был невелик, но красивее и уютнее.

— А вот здесь мы с тобой кота искали, помнишь? — повернулся он к Младшему.

— А? — Младший оторвался от беседы с каким-то молодым всадником из свиты. — А, помню, помню.

Старший чуть нахмурился. Брат говорит с другими, и, похоже, с ними-то у него куда больше общего, чем с ним теперь. Они вместе росли, мужали, стояли у Провала. А его друзья остались там, в Медвежьем холме. И все-таки, все-таки это брат, с которым они писали друг другу обо всем самом сокровенном, он вернулся домой, и его тут любят.

— Это Адахья? — спросил Старший, кивнув на молодого человека, с которым только что говорил брат. — Ты мне писал о нем.

— Да, — улыбнулся брат, явно довольный. — Это мой лучший друг, надеюсь, и тебе он станет другом.

Адахья прижал руку к сердцу и поклонился. У него было веселое круглое лицо и золотисто-зеленые глаза.

— У тебя много друзей, — покачал головой Старший, странно улыбаясь. — Я буду рад, если поделишься.