— Я наврала тебе. Ты мне был нужен.
— И я наврал тебе. Ты мне нужна. — Он помолчал. То, что он сейчас собирался сказать, было кощунственно, но он должен был это сказать.
— Когда я стану королем...
«То есть, когда мой отец умрет. Боги, неужели я наконец признаюсь себе, что бессилен?»
— …ты станешь королевой Холмов.
Сэйдире кивала головой, глядя куда-то в пространство.
— Не надо. Они не потерпят.
— Мне плевать чего они там не потерпят.
— А мне не плевать, — она подняла зеленый взгляд. — Я не хочу, чтобы меня ненавидели... Ты ведь не поедешь в Средоточие за камнем? Ты ведь за другим туда поедешь?
— Откуда ты знаешь?
— Я догадалась, — пожала плечами Сэйдире. — Нельрун давно тебя знает. Мы говорили. В здешнем холме тебя тоже знают с детства. Я догадалась. Ты не будешь играть в безнадежную игру и заключать сделку. А, значит, он, — она подчеркнула это слово, — не будет тебя защищать. — Ты останешься сам по себе, и не надо, чтобы тебя ненавидели. — Она опять помолчала. — А он ведь может захотеть моей смерти. Ведь уже потребовал, чтобы твой отец меня выгнал из Холмов...
В дверь постучали.
— Кто? — досадливо бросил принц.
Вошел Нельрун с большим блюдом.
— Господин Тарья велел доставить, — засмеялся он. — С пиршественного стола. Сейчас принесли.
— Так будем пировать! — воскликнул принц, и Сэйдире засмеялась.
— Так ты считаешь, что детьми ничейного часа руководят боги?
Нельрун успел только рот открыть.
— Нет, — вмешалась Сэйдире. — Иначе боги не отличались бы от Жадного. Это как... подсказка, что ли... Просто ощущение, что вот тут как бы... тропинка... ну, не знаю. Можно идти, можно не идти. Решаешь сам.
— А тогда, когда на нас напали?
— Это было сродни озарению.Вот! Именно это слово! Такие тихие озарения, или очень яркие, но никогда нет указания или приказа.
— Боги действуют через нас. Жадный тоже. У них что, власти здесь нет? Почему?
Нельрун склонил к плечу голову, и кожа на изуродованной половине лица заблестела, как чешуя, сделав его похожим на ящера.
— Ничего не могу тебе сказать, принц. Мы знаем только Грозовые годы. И еще вот эти сказки, — он кивнул на гобелен.
— И камень королевского испытания. И Всадник. И игра, в которую нельзя выиграть... Есть что-то выше богов.
Сэйдире в изумлении уставилась на него.
— Есть что-то выше. Я не знаю, что это. Судьба, слово... есть какие-то правила неведомой нам игры, которых они не смеют нарушить...
— Тебя постигло озарение?
— А? Нет, меня постигли размышления и выводы. И Жадный, и боги вынуждены действовать через нас. Разница только в том, что боги не заставляют. — Он хмыкнул. — Это мне нравится больше. Ты права, жена — я поеду в Средоточие не ради игры с... тем, кто там засел.
Той ночью они еще много говорили с Сэйдире вовсе не о великом, а о вещах простых и простейших, и не только говорили. А поутру легли в одну постель, как и подобает супругам, и уснули, словно оба были Ночными, и проспали весь день.
А в Медвежьем холме, в одной из верхних комнат, сидели двое других, и говорили, хотя день уже был в разгаре, и пора было спать.
— Когда это случится, я бы хотела вернуться.
— Да с чего ты, дочь, взяла, что такое будет?
— Я слушала и смотрела.
Тарья крякнул и встал с широкого кресла. Кресло тоже крякнуло.
— Дурак. Не мог жену поберечь.
— Он берег. Я догадалась, папа. Я слушала его сны, я следила за его словами и поступками, и все сложилось. Он сказал, что выиграл какую-то игру... Я знаю, какую. Он думает, что выиграл... В эту игру нельзя выиграть.Он не вернется из этого Объезда. Я чувствую. И никто, никто не задумается.
— Да? — обернулся Медведь.
— Ты что хочешь сказать?
— А вот догадайся! — зло рявкнул он. — Да не говори ничего. Я буду говорить. Когда это случится, возвращайся. У тебя есть твой малый холм, наследный. И будешь со мной управлять большим, Медвежьим. Потом станет твоим. Молчать! Я не хочу ничего больше про это слышать. Поняла? Я все знаю! Молчать!
Королева вскочила, бросилась к отцу на грудь и заплакала.
— Дурочка ты моя, бедная моя. Ты плачь. Мать-то твоя померла, а я вот все живу, кто ж тебя еще утешит-то? Возвращайся, дочка. Возвращайся. И не подумай чего с собой сделать. Прокляну! Покоя за снами богов тебе не будет! Поняла?
А утром настал последний день тихой осени. И прошел он, как и полагается, тихо. Вечером выступили в путь и ехали всю ночь, и снова белые кони шли один за другим, как жемчужины на длинном-длинном ожерелье. Утро застало их уже в малом холме, у владельца многих стад, вассала Ветрового холма, герб которого Крылатая стрела. Тучи укрыли небо еще в ничейный час, а потом пришел ветер и начался серый дождь. Но это уже не беспокоило королевский поезд. Хозяин был богат и гостеприимен, и всем нашелся кров, и постель, и угощение. Гонцы были отправлены в Ветровой холм.
Старший не мог уснуть долго — думал о Сэйдире, о деде, о птицах, что прилетают весной и куда-то улетают осенью — за Стену.