– Да нет его здесь, – устало сказала Сэнди. Бонни опустила стекло и уставилась на старого индейца. Он встретился с ней взглядом, помахал рукой, близоруко прищурился, вздрогнул.
– Ты знаешь, кто она? – оживился Донован. – Видел таких прежде? – индеец попятился к своей хижине. – Видел. – Донован продолжал приближаться к нему. Индеец споткнулся, упал на раскаленную солнцем землю. – Где он, черт возьми? – заорал на него Донован. Индеец закрылся от него высохшей от прожитых лет рукой. – Где… – Донован замолчал, проследил за взглядом старика, вошел в хижину.
В нос ударил запах химикатов. Лаборатория была устроена прямо на земле. Содержимое колб бурлило, струилось по стеклянным трубкам змеевиков. Высокая температура и едкий запах могли свести с ума, но Бадди Хоскинс не замечал этого. Его одежда была мокрой от пота. Его жидкие, длинные волосы облепляли череп. В дальнем конце хижины сидела беременная женщина. Глаза ее были закрыты, ноги скрещены. Она тихо что-то напевала, раскачиваясь в такт мелодии.
– Пришел за зельем? – спросил Донована Бадди Хоскинс, не поднимая на него глаз. Голос его был хриплым, гортанным. Донован не ответил.
Монотонное пение индейской женщины завораживало. И запах… Сладкий цветочный запах, который угадывался за смрадом химикатов. Донован услышал свое имя, вздрогнул.
– Удивлен, что ты все еще жив, – сказал ему Хоскинс.
– Вот как? – Донован тряхнул головой, огляделся.
– Как ты нашел меня?
– Локвуд.
– Ах, Локвуд, – Хоскинс улыбнулся. Глаза его по-прежнему были опущены.
– Он был здесь?
– Однажды. Отыскал хижину, но так и не решился войти.
– Он сошел с ума.
– Думаю, он уже был сумасшедшим, когда приходил ко мне. Здоровый человек никогда бы не нашел эту хижину.
– Но он все еще жив. В отличие от остальных, кто жил с тобой в отеле Палермо.
– Ты тоже жив. Почему?
– Почему? – Донован растерянно огляделся.
– С кем ты приехал сюда? С Сэнди? Кажется, вы были близки прежде. Или же Камила нашла тебя после того, как спятил Локвуд?
– Камила мертва.
– Вот как?
– И ребенок ее мертв. – Донован увидел, как напрягся Хоскинс. – Камила думала, что ты мог спасти его, мог исправить, сделать обычным ребенком.
– Мог.
– Тогда помоги Сэнди.
– Так ты приехал сюда с ней… – задумчиво протянул Хоскинс.
– Просто помоги!
– Сэнди или Бонни?
– Что?
– Думаешь, Сэнди может причинить своему ребенку вред, как и Камила? Поэтому ты здесь? Хочешь защитить Бонни? Это странно. Еще никто не продолжал служить так долго.
– Я не служу тебе, как это было в отеле Палермо! – зашипел Донован.
– Нет? Что же тогда? – Бадди подвинул к Доновану колбу с желтым зельем. – Вот. Выпей. Это тебе поможет. Помнишь, как нам было хорошо в отеле? Ни проблем, ни тревог.
– Я помню, какой была Бонни, когда только родилась.
– Всего лишь сосуд.
– Я помню, какой она стала после того, как побывала в Милвилле.
– Каждый сосуд должен быть заполнен, – Хоскинс указал взглядом на беременную девушку в дальнем углу хижины.
– Исправь это.
– Нет.
– Я сказал, исправь! – заорал Донован. Никто не вздрогнул, никто не обратил на крик внимания.
– Садись в свою машину и уезжай, – посоветовал ему Хоскинс. – Выбери какое-нибудь тихое место и в одиночестве сойди с ума. Здесь твоя миссия закончилась.
– Ты не понимаешь, да? – Донован двинулся к центру хижины. – Я приехал сюда, чтобы ты исправил то, что сделал с Бонни, и пока это не случится, не уйду.
– Тогда ты останешься здесь навечно.
– Может быть, – Донован ударил ногой в ближайший сосуд с бурлящей жидкостью. – Но если ты не поможешь мне, то, клянусь, я испорчу твою жизнь так сильно, что будешь умолять меня принять твою помощь.
– Ты не сможешь.
– А ты проверь. – Донован разбил еще один сосуд. – Мне нет дела до того, чем ты здесь занимаешься. Мне нужна лишь Бонни. – Зазвенел третий сосуд. – Помоги мне, черт возьми! – Брызги зелья зашипели на груди Хоскинса, прожигая одежду. Растекшееся на сухой земле зелье начало подбираться к его ногам, заставляя подвинуться назад. – Да, черт возьми, я могу причинить тебе много боли! – зашипел Донован. – Очень много.
– Убирайся!
– Нет. – Он ударил очередную колбу. Кипящее зелье окатило Хоскинса. Запахло горелой кожей. Хоскинс закричал, схватился руками за лицо.
– Помоги мне! Иначе, клянусь, я сварю тебя заживо! – сказал ему Донован, занося ногу для очередного удара.
– Хорошо! – сдался Хоскинс.
– Правда?
– Да, черт возьми! – он убрал руки от лица. Кожа на левой щеке вздулась, левый глаз не открывался, часть волос слезла, обнажив белый череп.
Донован позвал Сэнди и велел привести Бонни. Почувствовав неладное, девочка кричала и пыталась вырваться.
Приготовление зелья заняло более трех часов.
– Я никогда прежде не делал ничего подобного, – предупредил Хоскинс.
– А ты постарайся! – рявкнул на него Донован. Беременная женщина в углу хижины продолжала свое монотонное пение.
Как-то раз приходил старик-индеец. В руках у него было такое же старое, как и он сам, ружье. Донован не заметил его. Старик вошел в хижину, прицелился и нажал на курок. Послышался щелчок, но выстрела не последовало. Хоскинс выругался и покачал головой.