Поисковик выдал десяток страниц со ссылками на ресурсы, содержащие сведения о Томасе Мороу, но к нужному человеку вели лишь несколько первых ссылок. Собственного сайта у актера не было. Не вел он и свой блог. Но тем не менее Бонни смогла найти детскую фотографию Томаса. Сомнений не было – она знала его, как если бы провела рядом как минимум несколько дней, а возможно, и больше. Бонни распечатала фотографию и, выбрав момент, когда матери не будет дома, показала ее Доновану.
– Кажется, ты говорил, что я могу обращаться к тебе с любыми вопросами? – спросила она. Донован кивнул, взял у нее фотографию, долго смотрел на кучерявого темноволосого мальчика. – Его зовут Томас Мороу, – помогла ему Бонни. – Я видела его по телевизору. Он актер.
– И? – Донован бросил на нее короткий взгляд. – Что ты хочешь от меня?
– Ты его знаешь? Только не списывай это на мою юношескую влюбленность в киногероев, как мама. Я понимаю, у нее сейчас с другими детьми забот хватает и без меня, но… Ты обещал мне.
– Обещал, – согласился Донован, вернул ей фотографию Томаса. – Только я не помню его. Почти не помню. В основном его сестру. Они жили с нами в том отеле, где ты родилась.
– Почему тогда я помню его?
– Я не знаю.
– Не ври мне.
– Я не вру.
– Что случилось в том отеле? Почему мама родила меня там, а не в больнице? Это как-то связано с моим поздним развитием? Поэтому я была отсталой?
– Ты не была отсталой.
– Называй это как хочешь. – Бонни отвернулась, собираясь уйти, но затем передумала. – Помнишь, мама встречалась с моим школьным психологом? Так вот – то, что я сказала ему, было правдой. Я действительно считаю, что во мне живет еще один человек. Ее зовут Вера Ренци. Она родилась в начале двадцатого века в Румынии. У нее было два мужа и сын, которых она отравила. У нее было тридцать два любовника, цинковые гробы которых она держала в подвале. Она приходит ко мне во снах. Я вижу ее жизнь, ее мир. Она показывает мне все это. Показывает, как убивала всех этих мужчин. Показывает, как занималась с ними сексом. И не только с ними. Я вижу все это в деталях. Час за часом. Ночь за ночью. И это происходит уже очень давно. Но я думаю, что этой ведьме мало моих снов. Она подчиняет мою жизнь. Иногда я просто отключаюсь, а когда прихожу в себя, то не знаю, где я и как там оказалась. Я ничего не помню. На улице со мной здороваются люди, которых я не знаю. Я слышу настолько грязные истории о себе, что пара мальчиков, с которыми я дружила, перестали со мной здороваться. Но я ничего подобного не делала. Никогда не делала. Даже не думала об этом. Это все Вера. Я знаю. И последние годы она все чаще и чаще подчиняет себе мое тело. И мне страшно представить, что будет дальше, как далеко она зайдет. Но, к сожалению, я знаю, что будет. Когда-нибудь Вера Ренци снова начнет убивать. Убивать моими руками. И я не смогу ее остановить. – Бонни отвернулась, не желая смотреть Доновану в глаза. – Так что если тебе есть что рассказать мне о моем рождении или о том отеле, где я родилась, то сейчас самое время. Иначе, я боюсь, вам с мамой придется определить меня в сумасшедший дом. – Она выдержала небольшую паузу, ожидая ответа. – Твое молчание означает, что я спятила?
– Ты не спятила, – тихо сказал Донован.
– Тогда расскажи мне, что это. Не бойся. Я с пятнадцати лет вижу безумные сцены из жизни Веры Ренци. И поверь, если я не сошла с ума за эти три года, то не сойду и после твоего рассказа.
– Ты видишь это только последние три года?
– Нет. Но раньше я не особенно понимала это. К тому же какое-то время я искренне верила, что с моей головой что-то не так. Ведь когда я была ребенком…
– Ты не была отсталой, – прервал ее Донован. – Когда тебе было три… – он замолчал на минуту. – Когда тебе было три, Сэнди, твоя мама нашла меня и сказала, что ей нужна помощь. Тогда ты была… другой. Умная, холодная. У тебя были черные, как ночь, глаза, которые ощупывали этот мир, изучали его. Но в этих глазах не было взгляда ребенка. Это были глаза взрослого человека. Сэнди говорила, что ты умела считать и читать, могла приготовить себе обед. Но… Но она боялась тебя. Особенно после того, как нечто странное начало происходить со всеми, кто жил с нами в отеле Палермо. Люди сходили с ума, бросались под машины, травились газом, вскрывали себе вены. Они искали смерть. Думаю, со мной произошло бы то же самое, если бы твоя мама не приехала в Чикаго. Считай, что она спасла меня, – он отрешенно улыбнулся. – Не знаю, помнишь ты или нет, но в отеле были кроме тебя и другие дети.
– Такие, как Томас Мороу?