Злейшее преступление — поддерживать огонь в этом очаге жизнями чужаков, как делают головорезы Дэро Волосатого. Красть чужих бельков, чёрным колдовством вселять в их беспомощные тельца злобную сущность Акулы — и воспитывать из них своих бойцов. И ради этого — убивать без счёта.
Ынгли вспомнила, как слышала от кого-то из взрослых: несколько вёсен назад Акулы потеряли
Акулы теперь боятся, думала Ынгли, входя в ледяной прибой и нащупывая босой ногой шероховатую спину первого камня — растопырив пальцы пошире, чтобы перепонки помогли удержаться. Такое могучее племя, столько сильных взрослых мужчин, отважных бойцов — и нет будущего, это должно быть нестерпимо, чего там… Дэро Волосатый придумал способ обмануть судьбу. И небольшим бедным кланам, вроде Нерп, пришёл конец.
— Мокро, — подал голос Рэг, младший из мальчиков. — И тяжело. Я боюсь поскользнуться.
— У тебя только один белёк, — одёрнул его Дога.
— Но он старше всех, — возразил Рэг. — И самый тяжёлый. И дёргает меня за шнурок с оберегом.
— Слышит Бездна, — выругался Ындо, — я ему поддам, когда мы дойдём до бухты.
— Не надо, — сказала Ынгли. — Рэг только прошлой зимой окончательно потерял пух, ему вправду тяжело. Мы не должны ссориться, иначе очаг Нерп погаснет совсем.
Одна малышка задремала у неё на руках, а вторая хныкнула, услышав голос — и потянула в ротик кончик её косы.
Бельков надо кормить, подумала Ынгли. А у нас почти нет еды.
Прибой хлестнул её по ногам, лизнул бедро и живот, с шелестом откатился — и Ынгли услышала, как сзади всхлипнул Рэг и как Хэно говорил белькам, которых нёс:
— Успокойтесь, успокойтесь, сидите тихо, а то краб утащит.
— Молчите! — выдохнул Дога. — Дышите ровно, берегите силы.
Это было здраво — и каменную стену обогнули в молчании. На берег выбрались мокрые и уставшие. Рыболовы и граки при виде людей с испуганными воплями и хлопаньем крыльев взвились вверх, бросив свои охотничьи угодья. Не обращая на них внимания, мальчики опустили бельков на гальку.
— Осторожно! — невольно вскрикнула Ынгли. — Там точно нет червей-хваталок?
Ындо присел на корточки, рассматривая камни и мелкую живность полосы прибоя.
— Нет. Может, они и не водятся на этом пляже.
— Похоже, так, — сказал Дога. — Тут, правда, хвостоколы есть, но их издалека видно. Мне говорил Кэо.
Ынгли присела рядом, посадила старшую, уложила младшую на колени, потёрла затёкшие руки.
Белёк, сидевший на руках у Доги — старший сын бедной Юри — на четвереньках подобрался к Ынгли, обнял её за шею, прижался и пролепетал:
— Ку-ку…
— Ты кушать хочешь? — догадалась Ынгли, но не могла покормить малыша: её зоб был пуст, она сама не успела съесть ни кусочка. Они с Юри выбирали рыбу из сетей и как раз собирались перекусить, когда из-за Закатной Скалы появились ладьи детей Акулы — а дальше всё закрутилось так стремительно…
— Я могу покормить, — сказал Хэно. — Иди сюда, пушистый…
Белёк перебрался к нему — и дочери Ынгли взглянули на Хэно с живым интересом.
— Когда ты только успел поесть? — спросил Рэг с тенью зависти в голосе, и Ынгли снова подумала, что он и сам был бельком прошлой зимой.
— Братья, — спросила она, — у кого-нибудь есть еда?
— Не беспокойся, — сказал Дога, гладя белька, прикорнувшего у него на коленях. — Я достану. Мне ведь придётся охотиться, да?
— И я с тобой, — сказал Ындо. — Помнишь, как прошлой луной ловили руками серебрянок? Ещё можно собирать ракушки и трепангов на литорали… может, ещё маленькие осьминоги попадутся…
— Жаль есть осьминогов, — сказала Ынгли. — Осьминогов Хэталь любит, они её зверушки…
Её тон был почти весёлым — но слова оборвались неожиданным вздохом, почти всхлипом. Дога моментально понял, что нужно делать.
— Берите малышню, — сказал он, подражая тону Олэ. — Нам надо уйти с этого пляжа. Если Акулы обогнут остров на ладьях, они нас тут заметят. А бельков покормим в бухте — там и будем охотиться. Ты можешь идти, Ынгли?
— Я могу, — сказала Ынгли и встала, постаравшись двигаться как можно легче. — Не надо сегодня охотиться, и шляться по берегу не надо — опасно. У меня есть кусок мяса.
— А у меня — пара рыбин, — вставил Хэно. — Но маловато на такую ораву… Мелюзга втроём слопала всё, что было у меня внутри — а мне, между прочим, тоже надо бы хоть что-то переварить… Ладно, не спорю, не спорю… пойдёмте.