Дети песков (СИ)

Манс вздрогнул и поднял голову, а после на его губах сразу же заиграла легкая улыбка.

— Я ждал тебя, сестра.

— Мне казалось, что вчера вечером мы все обсудили, — строго заметила Лантея, скрещивая руки на груди.

— Вчера мы очень скомкано поговорили. Я бы хотел все исправить. Искал тебя сегодня половину дня…

— Меня не было во дворце, — сухо бросила девушка.

— Да, я так и понял. Потому и сидел тут, ждал твоего возвращения, — сказал Манс и поднял на сестру лучистый взгляд. — Ну так что, согласишься ли ты выслушать меня еще раз?.. Прошу.

Лантея с трудом сдержалась, чтобы не закатить глаза. А после, схватив брата за рукав темно-синего одеяния, потянула его вниз по лестнице, спустилась на этаж ниже и толкнула в один из небольших тупиков, располагавшихся в коридоре. Открыв небольшую стеклянную дверцу, едва заметную в полумраке за гобеленом, девушка вместе с юношей шагнула в скрытый сад.

Едва ли можно было причислить это царство подземной растительности именно к саду, но все обитатели дворца, которые о нем знали, называли темную и влажную каморку именно так и никак иначе. Идеально квадратная комната с сотовым сводом, где граненые впадины, отделанные цветным стеклом, образовывали сложную мозаику, скорее казалась позабытой на берегу моря бутылкой, поросшей изнутри разнообразной плесенью и оттого принявшей живописный вид. По краям потолка и с каждой его ячейки свисали длинные лохмотья мха, сплетавшиеся в живые зеленые занавеси, будто обшитые бахромой. Влажные стены пестрели всевозможными съедобными и несъедобными грибами, некоторые из которых издавали мягкий сиреневый или голубоватый цвет, а другие паразитировали на соседних растениях. Посередине тайного сада на огромном поваленном на неровный пол камне, напоминавшем грубо обтесанное колесо, густо росли кусты папоротника, темно-зелеными широкими вайями клонясь к самой земле.

Раздвигая руками свисавшие с потолка жгуты мха, Лантея приблизилась к колесу и элегантно опустилась на его край, скрестив ноги. Манс замер прямо перед сестрой, какой-то смущенный и немного потерянный.

— Так о чем ты хотел побеседовать? — первой заговорила девушка.

Помявшись еще несколько мгновений и стуча бусинами своих четок, юноша все же дал ответ.

— Мне не удалось поздравить тебя с совершеннолетием, сестра.

— Ты так желал встретиться и еще раз поговорить со мной, только чтобы поздравить с давно прошедшим совершеннолетием? — нервный смешок вырвался из груди Лантеи.

— Я долго трудился над подарком для тебя, хотел, чтобы он был полезным и нужным…Но все отложилось из-за твоего побега два года назад, а вчера мне не представилось случая вручить его тебе с должной торжественность. Позволь я сделаю это сейчас.

Манс снял с пояса темные кожаные ножны и извлек из них на свет крупный стеклянный нож зеленоватого оттенка с изящным резным навершием, выполненным в виде головы орла. Он склонился в вежливом полупоклоне и уверенно протянул сестре оружие рукоятью вперед. На ней тонкой вязью вились иероглифы, означавшие имя «Манс Анакорит».

Однако Лантея замерла, будто одеревенев, не двигаясь с места и не принимая подарок брата.

— Я сделал его сам, — указал на очевидное юноша. — Надеюсь, он пригодится тебе.

— Ты понимаешь, что творишь?.. — спросила девушка, переводя взгляд с ножа на Манса и обратно. Она хорошо знала, что, по повериям хетай-ра, дарящий оружие, предлагал также свою верность.

— Отлично понимаю, — совершенно серьезно ответил брат, а голос его стал тверже. — Мои вчерашние слова не были пустым звуком, я хочу это доказать. Прошу, сестра, прими этот нож, а вместе с ним и мою преданность. И если я когда-нибудь не оправдаю твое доверие, то верни этот клинок мне… Верни его мне прямо в сердце.

Лантея сжала губы, метаясь в сомнениях. Манс вспомнил один из древнейших обычаев хетай-ра — Mahhamadi, Верность на клинке. Если тот, кто подарит именное оружие, нарушит свои слова, то преданный имел право убить клятвопреступника, и закон не наказал бы его за это. Это была высшая степень доверия, которую обыкновенно изъявляли матриарху. Оттого в свое время матери Лантеи и пришлось расширять личную оружейную во дворце, поскольку ей присягали на верность многие воины Бархана, подтверждая свои слова именными топориками, мечами, кортиками и даже копьями.

— Почему ты это делаешь? — непонимающе спросила Лантея, покачав головой. — Мы ведь даже никогда толком не общались, а ты предлагаешь мне власть над собой.

Юноша, не опуская рук, прямо смотрел на сестру, и лишь дергавшийся острый кадык на горле выдавал его настоящее волнение.

— Я прекрасно понимаю, что происходит сейчас между тобой, Мерионой и матерью. Не думай, что если я двадцать три года был заперт на мужской половине дворца, то ничего не знаю. Я всегда незримо был рядом с тобой, пусть ты и не замечала. Потому сейчас больше всех остальных хочу добиться лучшей жизни для Бархана. И я считаю, что только ты можешь осуществить это.