Дети победителей

За пределами Чечни проживают 700 тысяч чеченцев, семеро из десяти, остались женщины, дети, старики, безработные, в бандформированиях примерно 10–12 тысяч, в Москве официально зарегистрированы 100 тысяч, но, возможно, в два раза больше. Это «бывшие», интеллектуалы и бизнесмены (в том числе работающие успешно в легальном секторе и предпочитающие быть новыми русскими, чем независимыми чеченцами), от 25 лет до 50.

«Век», 1999 год.

Бывает, меня упрекают в том, что я практичный человек, но я не практичный, а гармоничный. Вот в чем дело, дело нашей жизни. Практичные в моем возрасте имеют не только квартиры, дворцы и место на кладбище. Бывает, меня называют оптимистом, а я не оптимист — я просто живу на дрожжах. Из меня энергия прет в космос. Конечно, прет она у людей по-разному. Помнится, мне один тип сказал: «Я такой человек — я, когда иду по улице, никому дорогу не уступаю! О чем это говорит?» — «О твоем слабоумии», — ответил я искренно. Это понятно, я зря занялся пиаром — многие могли бы сделать это вместо меня без ущерба для русской словесности. Но на что жить тогда? И где? У меня не было крыши. Оправдание? Все может быть. Характер Пашиной энергии — самоутверждение. Жаль, что мы, журналисты, так чуем деньги, что теряем зрение. По закону компенсации, наверное. Я еще не забыл «Письма о слепых в назидание зрячим» Дени Дидро.

До меня наконец дошло, что ни Валя, ни Оксана, ни другая ля-бля из приемной компании «ДАНАЯ» соединять меня с кабинетом любимого олигарха не собираются.

Тогда я решил найти помощника Алохина по фамилии Вдовинский. Полноватый, лысоватый, обрюзгший человек встретил меня по-деловому — быстро налил себе кофе, положил на стол чистый лист бумаги, взял авторучку и приготовился слушать. Мне кофе не предложил.

Я разглядывал юриста секунд, наверное, пять. Я пытался определить коэффициент клещевого энцефалита — риска, которому подвергаю себя, общаясь с этим крохотным, неизвестным, но, похоже, очень живым существом.

Человек был из разряда «гитаристов», как говорил Женя Матвеев. Попросишь такого песню спеть, сядет он со своим инструментом — и настраивает его, настраивает, настраивает… Так и хочется дать по этому склоненному к деке затылку, настырной головке. Потому что голова — у человека, а головка — это у члена.

В конце концов помощник Алохина тихо, очень тихо сказал, что цифра, которую я назвал, слишком большая. Я это выдержал. Но после того как он начал рассуждать о редакционной работе, я покинул помещение: успешные выборы — какие могут быть еще оценки? Кидалы-профессионалы! Ну я и пошел «блинчиком» по воде моей жизни.

Я обратил внимание на его взгляд — хитрый и ленивый. «Как у тяжеловоза», — говорил про такой взгляд Сережа Бородулин.

Скажи, а ну-ка скажи мне, кто твой помощник? И я такое скажу тебе… Я тебе такое скажу… Короче, у меня поднялась температура — я заболел мировым разочарованием. Всегда так: пока тебе не стукнут по вестибулярному аппарату, ты живешь в замечательной стране России и даже не знаешь, где это — Чечня, Краслаг или Баренцево море.

Я вспомнил женщину с грудью, напоминающей бампер белорусского самосвала, бывшего секретаря комсомольской организации пермской обувной фабрики, вспомнил — и тихо выматерился. Вышел на улицу, на остановке прочитал объявление: «Потерялась собака, карликовый пудель, черного цвета, с сединой, с бельмом на глазу и шрамом на шее. Собака старая. За вознаграждение». Я стоял и думал об этом, наверное, одиноком старике, написавшем объявление. Мне почему-то показалось, что это старик. Из пяти лепестков четыре были оборваны. К чему бы это? Старик тронул людские сердца. Они ему звонили — эти четверо, которые оборвали лепестки с телефонами.

1 мая, в Международный день солидарности трудящихся, в день рождения своей дочери Ксении, на переломе двух тысячелетий был убит поэт Борис Гашев.

На похоронах рядом со мной стоял ответственный секретарь «Вечерки» Борис Пахучих. На поминках, выпив рюмку, он мне рассказывал: «У меня было три брата — один умер от сердца, второй от печени, третьего убили во дворе собственного дома. У нас в редакции, кроме меня, работало еще три Бориса — Борис Львов умер от сердца, Борис Филин — от печени, Бориса Гашева убили во дворе собственного дома…»