А здесь, в переулке, было тихо. В отдалении слышался плеск невской волны. Робко щебетали в распускающихся кронах деревьев какие-то пташки. Были и другие звуки, ещё более дальние, глухие: гудки пароходов, крики чаек, конское ржание.
Человек поправил очочки. Вспомнил: Комаров, увидев его в косоворотке и пиджачке, сказал:
– Всё бы хорошо… Да вот очочки твои, Илюша, картину портят. Не видал я мастеровых в очочках. Разве что часовщиков? А ты больше на фабричного похож…
Илюша промолчал. Комаров поглядел на него, подумал, и махнул рукой.
Когда со стороны Шпалерной в переулке появились люди, Илюша быстро присел за старую поленницу. А за поленницей росли ёлочки, чуть повыше человеческого роста. Место надёжное: не углядят.
Илюша заранее раздвинул старые пересохшие дрова, Дырочку сделал. Через неё и смотрел. Вот трое людей подошли к калитке. Один остался, двое вошли во двор. И опять – один остался на крыльце, другой стукнул в дверь. Его впустили.
Этих двоих, которые остались на улице, Убивец сразу определил, по манерам. Полицейские ищейки, хоть и переодетые, а будто по-прежнему в форме, и с гомбочками на плечах. Не из рядовых, должно. Тот, что у калитки, начал негромко насвистывать, привалясь спиной к забору. Второго, на крыльце, было не видно: спрятался ли, присел ли. А может, по нужде побежал: с них станется…
На заднем дворе залаяла собака.
Убивец самодовольно ухмыльнулся: точно, значит, по нужде. А собака, поди, за домом привязана, – чтоб в палисаде не гадила. Хотя, видимо, на ночь её спускают с цепи.
В окнах мансарды загорелся свет. Убивец посмотрел: чья-то тень двигалась по занавескам.
«Пора, что ль?» – подумал он и приподнялся из-за поленницы, вытягивая финский нож из-за голенища.
Агент, стоявший у калитки, перестал насвистывать. Теперь он глядел в небо, где загорались первые звёзды. Когда он опустил голову, краем уха расслышав какое-то шевеление, было уже поздно. Перед ним словно из-под земли вырос странный человек с огромной чёрной бородой, с оскаленными зубами. Очки его сверкнули отражённым светом далёкого фонаря.
– Эт-то что…
Больше агент ничего не успел сказать. Он почувствовал чудовищную боль, словно ему в подреберье вогнали раскалённый гвоздь. Вытаращив глаза, он охнул и тяжело осел на землю. Повалился набок. В остановившихся глазах отразилось слабое сияние звёзд.
Убивец вытер нож о пальто агента, тихо вошёл в калитку. Тенью метнулся по дорожке к крыльцу и тут же присел за куст сирени: из-за угла дома появился второй агент. Этот был настороже.
– Эй, Петро! – тихо позвал он. Не услышав ответа, тонко свистнул.
Поднялся на крыльцо, огляделся. Заметил за калиткой что-то тёмное, лежащее кулём. И – блестящую чёрную лужицу, вытекшую на дорогу.
Агент сунул руку в карман. Другой рукой нервно побарабанил в дверь.
Занавеска в мансарде шевельнулась.
За дверью послышались старческие шаги, и женский голос – видимо, прислуги, – с неудовольствием проворчал:
– Это кто ж там? Коли заблудились, так ступайте на Шпалерную, – там городовые стоят, спросите…
– Откройте, – вполголоса проговорил агент. – Я пришёл вместе с Павлом Александровичем…
За дверью какое-то время было тихо, потом тот же голос прошамкал:
– Ну, погодьте, сейчас я у них спрошу… А то он сам же не велел никому отпирать.
И шаркающие шаги стали удаляться. Убивец сидел тихо. Даже не дышал. И ждал. Прошло много времени. Старуха вернулась.
– Сейчас сам спустится…
Когда открылась задвижка, откинулся крюк, и дверь приоткрылась, Убивец привстал.
Из-за двери выглянул человек и спросил:
– Это ты, Жидков? Чего тебе?
– Не могу знать, выше высокоблагородие, а только Петро у калитки лежит…
Дверь открылась шире.
– А ну – давай быстро в дом! – скомандовал человек, и Жидков нырнул в дверь. Дверь захлопнулась, опустился крюк, а потом щелкнула и металлическая задвижка. Быстрые удаляющиеся шаги, – и всё стихло.
Убивец прислушался. Наверху вскрикнула женщина. Потом запричитала другая – видно, та самая прислуга.
Убивец вздохнул, нагнулся. Выворотил половинку кирпича из бордюра. Отошёл к калитке, потоптался, прицеливаясь. И запустил кирпичом в окно мансарды.
Посыпалось стекло, звон показался оглушительным. Снова – но уже громко и испуганно – вскрикнула молодая женщина. Что-то успокаивающе проговорил мужчина. Свет в мансарде погас.
Убивец удовлетворённо хмыкнул. Прихватил ещё половинку кирпича из бордюрчика и, пригнувшись, пошёл за дом, на задний двор.
Собака, почуяв его, зарычала.
– Цыть, – негромко сказал ей Убивец.
Собака тут же молча забилась в конуру.
Возле задней двери послышалось шевеление. Убивец прижался спиной к стене.
– Кажется, здесь тихо, – совсем близко, за дверью, произнёс мужской голос. – Жидков, иди помоги Вере. Тихоновна, одевай мальчиков. Пора уходить.
Убивец широко улыбнулся и начал поднимать кирпич.
Дверь чуточку приоткрылась. Показалась чья-то голова – но гораздо ниже, чем ожидал Убивец. Человек, видать, был с опытом – выглядывал, присев на корточки.