Дети погибели

– А то гляди у меня. Распустились, вижу. Сами стали как лигеры: закопались, законопатились, и не поймёшь, чем заняты. То ли троцкистов отслеживаете, то ли первых попавшихся в камеры суёте. А там, понятно, любой мать родную оговорит. Нет?

Киров грозно смотрел на Медведя. Тот молчал.

– Молчишь? Ну, посмотрим, как заговоришь, как нагрянет к нам товарищ Ягода.

Медведь встрепенулся:

– А что? Есть сведения, что товарищ Ягода приезжает?

Киров усмехнулся, помолчал.

– Иди уж. Потрясите старичков, которые этих лигеров знали. Детей, прислугу – всех!

– Трясём… Бестолочь одна. Одни из ума выжили, другие давно по этапу ушли.

– Значит, в лагеря отправляйте людей: мне вас, что ли, учить?! – повысил голос Киров. – Мне с вашими литерами валандаться некогда, своих забот хватает. И учти, Филипп, в последний раз предупреждаю. Питер в Кремле всегда на особом контроле. Колыбель революции! – Киров, словно что-то вспомнив, понизил голос: – Впрочем, и контрреволюции тоже… Всё!

Медведь тут же поднялся.

Глядя ему в спину, Киров спросил:

– А ты с каких пор курьеров женского пола ко мне стал присылать? Или мужики за мной не так хорошо доглядывают?

Медведь живо обернулся:

– А что? Лидочка-то… Лидия Никаноровна… Не понравилась?

Киров нахмурился было – и вдруг рассмеялся.

– Да у меня в обкоме своих Лидочек хватает! Понял? И покосился на личного секретаря Зинаиду, работницу не только видимого, но и невидимого фронта.

Зинаида, умница, сделала вид, что не расслышала.

* * *

Запорожец, расстегнув толстовку, грёб вёслами, Медведь сидел впереди, на носу маленького прогулочного ялика. После рабочего дня, в неформальной обстановке спецдачи Ленинградского УНКВД, решили покататься на ялике; катались нечасто, только в случае, если нужно было уединиться. Охрана возилась на берегу с костром, варила уху; голоса охранников доносились до лодки.

Запорожец свернул в протоку, проплыл ещё немного и ткнул лодку в нависшие над водой кусты.

– Распоясался, я гляжу, Мироныч-то наш, – оглянувшись, тихо сказал Запорожец.

Медведь шумно вздохнул.

– Ну… – ответил хмуро. – Ещё один любимчик партии. После съезда-то, гляди, как воспарил! Как же! Будто бы за него голосов было подано больше, чем за товарища Сталина!..

Запорожец задумчиво глядел на Медведя.

– Лигера требует найти… – добавил Медведь и выругался.

Запорожец криво усмехнулся:

– Так-таки и «требует»? Н-да… Вот оно как теперь стало. О-ох, грехи наши тяжкие… Было ГПУ – и вдруг не стало. Влили нас в июле в состав НКВД, как водку в пиво…

Медведь покосился на Запорожца.

Запорожец понял взгляд, вытянул из-под ног ящик с бутылками пива. Вынул две бутылки, приставил горлышками друг к другу и лихо – фокусник! – открыл разом обе. Только пробки в разные стороны полетели.

Медведь взял бутылку, проворчал:

– Мастак ты пробки выбивать.

Запорожец подмигнул, приложился. Вытер ладонью пену с подбородка. Проговорил:

– И не только пробки, товарищ начальник управления безопасности!..

Медведь выдул бутылку, швырнул её в кусты. Обернулся к Запорожцу, довольно отрыгнул.

– А что? Лигера, что ли, нашёл?

– А вот и нашёл!

Медведь потянулся за второй бутылкой. Пробку сдёрнул зубами, снова приложился. Оторвавшись на секунду, сказал:

– Врёшь!

– Не вру.

Медведь допил вторую бутылку, швырнул в кусты, вздохнул с облегчением. Глаза его засияли, лицо приняло обычное человеческое выражение.

– Тогда покажи!

– Лигера?

– Лигера.

Запорожец тоже допил бутылку, и вдруг расхохотался.

– А вот и не покажу! Узнаешь – спать перестанешь!

Медведь сплюнул в воду:

– Да я и так с июля не сплю.

Оба замолчали.

– Наш Ягода-Иегуда приезжает… – наконец сказал Медведь.

Запорожец хитро сощурился:

– Откуда знаешь государственный секрет?

– Мироныч выдал.

– Ми-ро-ныч? – деланно удивился Запорожец. – Ну, совсем распоясался.

Медведь без улыбки ответил:

– Это точно… Даже Лидку мою прогнал.

Запорожец хлопнул себя ладонями по коленям:

– Неужто не понравилась?

Медведь только вяло отмахнулся.

– Ладно. Вот приедет наш нарком, он с ними разберётся…

– С кем? – Медведь, полоскавший руку в воде, поднял голову.

Запорожец помолчал.

– Ну, думаю, затевается что-то покруче «промпартии»…

* * *

БОРОК. Научный центр Академии наук СССР.

Сентябрь 1934 года.

Морозов добрался до дома лишь к обеду. Дорогу размыло утренним проливным дождём, машина застряла в грязи. Пришлось повозиться: Морозов сел за руль, шофёр и хмурый сопровождающий из НКВД толкали «эмку» сзади.

«Наука и техника всё совершенствуются, – думал мельком Морозов, – а дороги…»

Едва стащив грязные ботинки и сунув ноги в домашние тёплые тапочки, Морозов кинулся в мезонин, служивший ему и рабочим кабинетом, и местом для размышлений. Нынче мезонин с большими окнами к радужным мыслям не располагал. День был хмурым, в мезонине стоял густой полумрак.

Морозов начал ходить вокруг стола и, по привычке, ходьба постепенно превращалась в лёгкий бег.

«Да, наука и техника всё совершенствуются… И средства связи тоже… А вот весточку послать – нельзя!»