Дети полуночи

Глядя на эту сцену, Салем усвоил, что Картинка-Сингх и другие маги были людьми, которые абсолютно владели реальностью; они так крепко держали ее в руках, что могли сгибать как угодно, подчиняя задачам своего искусства, но никогда не забывали, какова она на самом деле.

Проблемы квартала фокусников были проблемами коммунистического движения в Индии; в пределах колонии повторялись в миниатюре все виды расколов и разногласий, которые раздирали партию во всей стране. Картинка-Сингх, спешу добавить, был выше этого; патриарх квартала обладал зонтом, чья тень восстанавливала гармонию между ссорящимися фракциями; но диспуты, проходившие под покровом зонта, принадлежавшего заклинателю змей, становились все более ожесточенными, поскольку фокусники, извлекавшие кроликов из шляп, сомкнутым строем вливались в ряды официальной, опирающейся на Москву КПИ г-на Данге, которая поддерживала г-жу Ганди, объявившую чрезвычайное положение; а вот люди-змеи все больше и больше склонялись к левому, склонному к интригам, ориентированному на Китай крылу. Пожиратели огня и глотатели шпаг восхищались партизанской тактикой движения наксалитов{260}, а иллюзионисты и факиры-ходящие-по-горячим-углям присоединялись к манифесту Намбудирипада (ни московскому, ни пекинскому) и осуждали насилие, проявленное наксалитами. Троцкистские тенденции наблюдались среди шулеров; даже движение легального коммунизма-через-избирательные-урны нашло приверженцев среди умеренных членов фракции чревовещателей. В той среде, куда я вошел, религиозное и регионалистское ханжество отсутствовало целиком и полностью, но зато наш национальный дар бесконечного размножения обрел новые формы. Картинка-Сингх с грустью поведал мне, как во время всеобщих выборов 1971 года причудливым смертоубийством закончилась свара между пожирателем огня, наксалитом, и опирающимся на Москву фокусником; тот, разъяренный высказываниями оппонента, попытался выудить пистолет из своей волшебной шляпы; но едва лишь оружие явилось на свет божий, как последователь Хо Ши Мина заживо сжег своего противника, выплюнув столп ужасного пламени.

Картинка-Сингх под своим зонтом говорил о социализме, ничего общего не имеющем с заграничными веяниями. «Послушайте, капитаны, – урезонивал он чревовещателей и кукольников, – неужто вы станете ходить по деревням и толковать о Сталине да Мао? Какое дело бихарским и тамильским крестьянам до убийства Троцкого?» Чхайя волшебного зонта охлаждала головы даже самых невоздержанных магов, а я под ее влиянием убеждался, что в один прекрасный день, очень скоро, заклинатель змей Картинка-Сингх пойдет по стопам Миана Абдуллы, погибшего много лет назад; что он, как и легендарный Колибри, Жужжащая Птичка, покинет трущобы, чтобы изменять будущее силой своей воли; и что, в отличие от героя, которым восхищался мой дед, его не остановит никто, пока дело его не победит, но… Вечно это «но». Что случилось, то случилось. Мы все это знаем.

Перед тем, как вернуться к истории моей частной жизни, я хотел бы объявить следующее: именно Картинка-Сингх открыл мне, что коррумпированная, «черная» экономика страны достигла уровня официальной, «белой»; он показал мне фотографию госпожи Ганди, напечатанную в газете. Ее волосы, расчесанные на прямой пробор, были белыми как снег с одной стороны, и черными, будто ночь, – с другой; и если смотреть на ее профиль то слева, то справа, она походила то на летнего горностая, то на зимнего. Снова роль прямого пробора в истории, а еще – экономика как аналог прически премьер-министра… этими важными соображениями я обязан Самому Прельстительному В Мире. Картинка-Сингх рассказал мне также, что Мишра{261}, министр железнодорожного транспорта, был заодно и официально назначенным министром взяток; через него отмывались крупные суммы денег, поступавшие из «черного» сектора экономики; он устраивал подкупы нужных министров и чиновников; если бы не Картинка-Сингх, я так и не узнал бы о подтасовке результатов на государственных выборах в Кашмире. Он не слишком жаловал демократию: «Черт бы побрал эти выборы, капитан, – сказал он мне как-то раз. – Где бы их ни затеяли, не оберешься беды; и наши с тобой соотечественники кривляются, будто клоуны в цирке». Я, хоть и охваченный революционной лихорадкой, спорить со своим ментором не стал.