Дети полутени

– Сны, кхе, – она закашлялась, – простите, не в то горло пошло, как сказал бы мой муж. Они, сны эти, всегда были такими, в которые проваливаешься весь, будто засасывает тебя что-то. И не проснуться уже как будто. Потом вскакиваешь, смотришь на часы в темноте. Оказывается, ты час поспала только, а там во сне целая вечность прошла. Снова засыпаешь и проваливаешься. И так по несколько раз за ночь. Точно почти ничего не помню. Голоса какие-то постоянно. И люди. Неживые, как манекены. Идут куда-то нога в ногу. Все одинаковые. Голые, бледные, бесполые. Только лица нарисованы. Знаете, как будто ребенок фломастером рисовал. Только глаза – два круга и рот – улыбка от уха до уха. Идут и разваливаются на части, ломаются и дальше идут, ползут. А потом как будто я сама к себе подхожу. Моя копия, словно в зеркало смотрю. Как будто я и не я одновременно. Такая же, как они, неживая. И она начинает меня на части рвать. Живот разрезает, кишки достает, сердце. Я кричу, но тихо-тихо, как писк. И двигаться не могу, знаете, как во сне бывает, будто двигаешься в густом киселе. Но страшно не это. Страшно, когда пустота. Когда летишь куда-то, проваливаешься. Долго-долго и медленно, словно тебя что-то удерживает. Вокруг тебя звезды пролетают, планеты, а ты все падаешь, как будто целую вечность. Я говорила про одиночество. Так вот оно несравнимо с тем, которое испытываешь там, когда падаешь. Я смотрела фильм про космонавтов. Они говорили, что в космосе бывает одиноко. Так вот там, во сне, ты как будто космонавт, но далеко-далеко от Земли. Далеко от всего. А одиночество твое такое… огромное, как будто оно и есть космос. И вот это нами управляло. Мы тянулись друг к другу, к собраниям, к церкви. После наших встреч сны проходили. Становилось легче. Это испытывали все. Я знаю, мы разговаривали об этом. Вот это нами и управляло. Как думаете, что это было?

– Я слышал много разных версий. Гипноз, наркотики, психотропное оружие.

– А вы-то сами что думаете?

Дубов честно пожал плечами.

– Не знаю. Но хочу выяснить.

Теперь они долго молчали. Светлана сидела неподвижно. Смотрела в окно, где догорало, возможно, последнее теплое октябрьское солнце.

– Потом все стало более активно. Мы начали ходить по городу, раздавать эти брошюры. Организовали волонтерские отряды. Помогали бездомным, бомжам. Приводили их на собрания, давали одежду, еду, деньги. У нас появились молельные дома. Их так не называли, но что-то вроде этого. Там проводились собрания и там жили найденные нами бездомные. Почему-то эти люди становились самыми активными нашими членами. Наверное, им было еще более одиноко. Приходили пьяницы, беспризорники, бывшие сироты, детдомовцы, наркоманы, ВИЧ-инфицированные. Это они рассказывали про себя. И оставались с нами. Тогда у нас было много членов. Начались разговоры про конец света, потом уже только про это и говорили. Что праведники спасутся, а мир погибнет. Что отец искупитель обретет плоть и явит себя миру. И будет вечный рай. Что-то такое, уже не помню всех тонкостей.

– Можете рассказать про захват Софийского собора и все, что было потом? Про детей?

Комок пепла сорвался с кончика ее сигареты, упал на подлокотник кресла. Она этого не заметила. Только снова глубоко затянулась.

– Расскажу, конечно. Сейчас только соберусь с мыслями.

С мыслями она собралась спустя одну выкуренную сигарету. Дубов терпеливо ждал.

– Да. Собор…

Она закурила новую, одну из последних в пачке.

– Была осень. Октябрь, почти как сейчас, даже погода похожая. Сыро, пасмурно, только холодно очень. Это я точно помню. К тому времени мы уже действовали более активно, вовсю готовились к… эм-м… концу света. Нами заинтересовались, приезжали какие-то журналисты, снимали нас на камеры. Часто возле наших домов ходила милиция, опрашивали соседей. Видели людей в штатском. За нами следили, это точно. Муж узнал, что я в секте. Мы очень поссорились тогда, сильно. Наверное, в первый раз в жизни. Он приехал к нам и орал на меня. Петя все слышал, плакал. Муж грозился забрать его, я не дала. Он угрожал, что отсудит ребенка и, скорее всего, отсудил бы, но… не успел.

Светлана ладонью быстро смахнула слезинку со щеки. Она сидела в облаке из сигаретного дыма. Дубову было тяжело дышать в прокуренной комнате, но он терпел, слушал.

– Собор, да. Тогда в октябре, пятнадцатого числа, наставники собрали нас в молельном доме и сказали, что конец света будет сегодня. И сегодня же Отец Искупитель обретет плоть и явится нам. Встречать его нужно будет в священном месте. Сказали, что это будет Софийский собор в Полоцке. И мы пошли. Торжественно, с песнями. Зашли внутрь, стояли там и пели, больше ничего. Ждали конца света, ха-ха. Там были туристы, прохожие, много людей. На нас смотрели, фотографировали. Потом приехала милиция, ОМОН, нас хватали и садили в машины. Мы сопротивлялись, нас били. Вот и все. Конца света не случилось.

Пустая пачка смотрела на Дубова нутром из фольги. Светлана ткнула в пепельницу последний окурок.