Дети Понедельника

Однако уже следующее утро заставило его более трезво взглянуть на ситуацию. Как всегда, Хьюго явился на работу очень рано. Не торопясь прошел по коридору, поздоровался с секретарем, вошел в кабинет… и остановился как вкопанный, увидев свой стол. Всегда аккуратный, с ровно выложенными стопками документов, выстроенными по ранжиру стойками и органайзером с тщательно заточенными карандашами и безупречно заправленными ручками, он выглядел чудовищно! Бумаги, переворошенные, расклеванные, изляпанные пометом; раскиданные ручки и раскатившиеся обломанные карандаши; органайзер, полный перьев; крошки и остатки прогорклой пшенной каши, размазанные по столешнице вперемешку с тем же пометом и… голуби, сидящие повсюду! Наглые, неопрятные, самодовольные свалочно-почтовые сизари, которых в филиале использовали в качестве наиболее дешевого средства связи. Наловленные по улицам, площадям и помойкам, заколдованные на скорую руку магами-неумехами, они были настоящим проклятием всех, кто имел несчастье с ними общаться. Письма они носили исправно и даже, как правило, доставляли их по адресу. Но в каком виде! Заклинания, требовавшие, чтобы голубок тащил письмо в определенное место, вовсе не препятствовали тому, чтобы пернатый почтальон слегка подкрепился где-нибудь во дворе, на площади, от щедрот сердобольных старушек и восторженных малышей, а то и в мусорном баке или на помойке. Соответственно, послание приобретало пыльно-серый цвет с малопривлекательными разводами и пятнами. А уж количество микробов, собранных этим письмом, заставило бы рыдать от счастья любого магэпидемиолога. Обычно крылатые почтари сидели в надежно запертом просторном вольере в углу фойе, но сейчас невесть как выбравшиеся из заточения птички ударились в натуральный загул, устроив на столе Шеллермана голубячий ресторан-диско-бар-караоке, тем более что кто-то хлебосольно оставил там для них грандиозное угощение. На появившегося так некстати хозяина полезной площади голуби воззрились с нескрываемым неодобрением - ходят тут всякие, понимаешь! Однако разозлившегося до последней степени Хьюго голубиные настроения не занимали. Он единым махом сотворил маленькое торнадо, мигом вынесшее за пределы помещения всех незваных гостей и бесцеремонно забросившее их обратно в клетку, надежно захлопнувшуюся, как только внутри оказался последний узник. Затем Шеллерман, пылая праведным гневом, отправился к секретарю выяснять, кто посмел сотворить такое на его рабочем месте. Бедная Тоня долго не могла понять, что стряслось. А когда, наконец, сообразила, отправилась посмотреть и едва не упала в обморок, узрев столь масштабный бардак на одном-единственном столе - такое она явно увидеть не рассчитывала. Ее неподдельное изумление заставило профессора сбавить обороты. Кстати сказать, то, что безобразие творилось именно на его отдельно взятой рабочей площади, Хьюго отметил сразу, что заставило его всерьез заподозрить диверсию. А когда в ящике стола он обнаружил самые важные документы, аккуратно спрятанные подальше от крылатых вандалов, его подозрения превратились в уверенность. Кто-то (он даже знал, кто именно!) желал сделать ему гадость. Но при этом оказался достаточно предусмотрительным, чтобы не подвергнуть порче действительно нужную документацию. Что ж, раз так, Хью тоже не станет особо зверствовать. Особо - не станет. Но зверствовать будет непременно!

И не преминул. На следующем практическом занятии с сотрудниками Академии он объявил, что считает нагрузку недостаточной, и добавил к едва освоенной "Сивке-Бурке" еще одно заклинание - "Позвольте Вам выйти вон", обратное предыдущему и предназначенное для выдворения нежелательных посетителей. Как он и ожидал, практическое занятие вылилось в действо, сильно смахивающее на Ледовое побоище. А еще больше - на попоище. Его студенты-коллеги, едва начавшие осваивать призывающее заклинание, оказались решительно неспособны так спешно перестроиться на заклинание посылающее. В результате посыл ни у кого толком не получился. Раз за разом подопытные кролики вместо того, чтобы спешно и цивилизованно испариться из помещения и материализоваться за дверью, вмазывались в эту самую дверь, а затем, в свою очередь, вмазывали в нее предыдущих экспериментаторов-садистов. Как следствие, занятие для всех, кроме наставника, завершилось травмами различной степени тяжести. Когда умученные в хлам, кое-как перебинтованные академики покидали чердак, Хьюго с очень довольной улыбкой сообщил персонально Лине и Майе, что терпеть не может голубей и все, что они делают. К его пущему удовлетворению, наглые девчонки на сей раз ничего не ответили, чем серьезно повысили настроение своего преподавателя.