Дети пустоты

— Суверенная, естественно, — человек-гора впервые изображает на монументальном лице подобие улыбки. — Ну, а раз власть в вышеупомянутые исторические отрезки передавалась практически без борьбы, существовал некий стабилизирующий фактор. Им, как это ни странно, выступала весьма разветвленная бюрократическая система, огромный пласт чиновничества, которое хотело сохранить существующее положение вещей и могло в силу наличия управленческих рычагов повлиять на желающих включиться в борьбу за власть. Таким образом, российско-советское чиновничество само по себе играло весьма весомую роль, однако на развитии страны оба раза, когда оно вступало в игру, закончились весьма плачевно.

— Уф… — Толстяк берет со стола плоскую бутылку виски, отхлебывает прямо из горлышка. — Пора переходить к финальной части, коллега. Боюсь, избиратель заскучает.

— Подбросим ему мясную кость, — хмыкает человек-гора, принимая бутылку из рук толстяка.

— Это какую же?

Сделав длинный глоток, лысый вытирает губы и отвечает:

— Сахарную. Вот послушайте, что скажет мой: «Демократию западного образца у нас построить нельзя, потому что ментально мы не можем примириться с главенством денег над властью».

— Чудно, просто чудно! — хихикает волосатый. — А мой ответим так: «Сильный недемократический правитель самим фактом своего правления закладывает предпосылки грядущих после его ухода из власти потрясений, обычно ведущих к ослаблению государства».

— Но! — Человек-гора поднимает вверх огромный палец. — Стабилизирующий механизм при передаче власти в наших условиях в конечном итоге становится фактором, разрушающим само государство.

— Кажется, это тупик? — разводит ручками толстяк. — Но мы думаем, что решать эту проблему как-то надо, и это бесспорно. В ближайшее время нынешний президент России покинет свой пост, и можно с высокой долей вероятности предсказать, что за этим последует очередная фаза борьбы за власть, и дай нам всем бог, чтобы она не вышла за рамки «схватки бульдогов под ковром».

— Вы забываете, что феномен власти заключается в том, что даже самые верные и преданные соратники, вкусив этого диковинного и необычайно пленительного яства, тут же забывают обо всем — об обязательствах, о дружбе и чувстве благодарности и так далее, готовые пойти на крайности ради того, чтобы как можно дольше не выпускать власть из своих рук, — чеканит каждую фразу лысый. — И всем уже давно ясно, что далее так продолжаться не может. В двадцать первом веке, когда все исторические процессы благодаря глобализации и научно-техническому прогрессу словно бы прессуются и когда то, на что раньше уходили века, теперь происходит в течение пары-тройки лет, Россия может попросту растаять, раствориться в кипучем котле мировой политики, как тает кусок масла.

— Нет, нет и еще раз нет! — опять подпрыгивает толстяк. — «Новая метла», которая всякий раз выметает сусеки и амбары «до основанья, а затем» начинает с нуля новый цикл, — слишком большая роскошь по сегодняшним временам. Стало быть, нужен некий институт, некий механизм, возможно, что и внегосударственный, внесистемый, который бы играл роль стабилизатора, как магнитное поле Земли стабилизирует стрелку компаса. Что это будет за механизм? Сложно сказать. Церковь, при всем уважении к ее устоям и традициям, так и не стала объединяющим общество фактором, об этом красноречиво говорит количество верующих. Общественная палата в том виде, в котором она существует сейчас, — откровенно пятое колесо в телеге российской государственности. Армия — вообще не вариант, понадобятся десятилетия, чтобы вернуть ей престиж и репутацию. Только проверенная на практике демократическая модель, только либеральные, общечеловеческие ценности…

— В жопу ваши ценности! — сверившись с бумажкой, басит человек-гора. — У России свой путь, своя дорога. Мы не будем равняться на всяких европейских жабоедов и еврейских олигархов с Уолл-стрит! Нет мировой закулисе, слава России!

— Перебор, — морщится толстяк.

— Да? — Человек-гора морщит кожаный лоб, тасует листочки, как карты. — А так? У России свой путь, своя дорога. Она ведет в будущее, в светлые дали, где наш многонациональный народ наконец-то будет счастлив!

— Это лучше, — кивает толстяк, приглаживая растрепанные патлы. — Ну что, коллега, по-моему, мы очень продуктивно пообщались.

— Согласен.

— Вы только подбавьте немного националистской риторики, избиратель это любит.

— А вы про пидоров чего-нибудь вверните, — усмехается человек-гора. — Что за либерал без рассуждений о правах пидоров?

— Хорошо, — кивает толстяк. — Итак, до завтра?

— До завтра.

Пухлая лапка толстяка тонет в ручище человека-горы. Прихватив бутыль с виски, человек-гора, не глядя на нас, выходит из класса. Волосатый, наоборот, обращает внимание на посторонних.

— Антоша, это кто?

— Агитаторы, Аристарх Львович.

— А-а, ну чудно, чудно! Молодые люди, пожалуйте на инструктаж…

Глава шестнадцатая Целые руки

— …Румыния так Румыния, — бормочет Губастый, сгребает со стола вырезанные на молочно-белом пластике трафареты и плетется к выходу.