Дети пустоты. Пройти по краю

– Мы скоро вернемся, слышите, берлинские крыланы!

– Скажите девчонкам из Латвии, кошки Рита и Нина скучают по ним!

– Привет! Привет! Ждите нас!

– Привет тебе, тетя Эдда, я в порядке! – растолкал всех Бруно. Кирилл в очередной раз мрачно подумал, что парень выглядит куда взрослее своих шестнадцати. За минувшие пару лет из кадыкастого цыпленка он умудрился превратиться в настоящего похитителя девичьих сердец. Черт возьми, в следующий раз надо проверять, к кому отправляешь дочь, решил Морок.

– Эй, Бруно, ты же не был в плену! – послышались возмущенные крики из-за спины итальянца.

– И чего? – скорчил тот рожу. – Мне теперь нельзя привет передать?

– Хватит дурачиться! – сердито сказала Женька за кадром.

Камера мазнула по разгоряченным лицам и стене ельника за спинами ребят, а потом в кадре появилась Дина.

– Ларс, я всё рассказала Женьке, о том, что ты требовал убить ее, – проговорила она, глядя мимо объектива. – Можешь считать меня предательницей…

С трибуны «серых» донеслось девичье шипение: «Чертова кошка!», и тут же сердитый окрик Ларса: «Закрыли рты! Живо!»

– Я поняла одно, – Дина заложила за ухо гладкую темную прядь, и в объектив на мгновение попала смуглая рука с карминными ногтями, – нет хуже предательства, чем предательство самой себя. Убей я Женьку, и меня не стало бы. На моем месте появилось бы нечто мерзкое, то, чем я не хочу быть даже ради тебя…

На этом запись оборвалась.

– Ну что ж, господа, вы видели: «Синие камни» свободны, дети в безопасности, – Морок не дал своим противникам времени опомниться. – Разыгрывать эту карту дальше нет смысла.

– Это ничего не меняет! – Марат неплохо держал удар. Если он и утратил часть бравады, то самую малость. – Захват был? Был. Опыты над детьми ставили? Ставили. Мы не можем это игнорировать!

– Точно! – поддержали его главы фратрий. – Иначе все снова повторится!

– Конечно, не можем! – горячо закивал Кирилл. Спор, как айкидо – чтобы взять вверх нужно не уходить от противника, а двигаться навстречу, не возражать, а соглашаться, исподволь меняя чужую точку зрения в свою пользу. – Ни в коем случае. Вот только для начала, давайте разберемся, кто же на самом деле пытается развязать войну.

На площади Сан-Марко внезапно установилась тишина. Чтобы закрепить успех, Кирилл немного понизил тон, заставляя глав фратрий напряженно вслушиваться в свои слова.

– Все началось пять лет назад, – заговорил он, делая по значительной паузе после каждого слова, – когда десятилетний Костя Ларсовский попал с родителями в автокатастрофу…

… Дождь лупил по лобовому стеклу автомобиля. Трасса впереди превратилась в мельтешение размытых пятен. Бесполезные дворники мотались туда-сюда рехнувшимся метрономом. Справа, пытаясь угнаться за несущейся сквозь ливень машиной, сердито ревели фуры.

– Скинь скорость! Ты нас угробишь, – шипела на переднем сиденье женщина. Ее кудри, похожие на желтую проволоку, выглядывали из-за спинки пассажирского кресла перед носом испуганного мальчишки.

– Заткнись, – отфыркивался, точно сердитый морж, его отец и краснел шеей. Косте со своего места не было видно шеи отца, но та всегда багровела во время ссор с матерью.

– Кому ты что доказываешь, а? Своим секретаршам на диване доказывай, а мне не надо!

– Постыдилась бы при ребенке, стерва!

– Костик, пристегнись! – скомандовала мать, повернувшись к сыну загорелым профилем. – Быстро!

Морок использовал всего несколько коротких фраз, чтобы описать эту сцену, но каждый из участников Конклава ярко представил залитую дождем трассу, автомобиль, двух ссорящихся взрослых и привычно сжавшегося от страха ребенка на заднем сиденье.

– Полагаю, способности Кости дали о себе знать, когда сотрудники службы спасения вытаскивали его с родителями из искорёженного автомобиля, – объяснил Кирилл. – Тогда мальчик обнаружил, что начал воспринимать людей вокруг себя иначе, чем раньше. Они превратились для него в мыслящие машины, если хотите, биологические компьютеры, увязанные в одну сетку. А любой компьютер, как известно, можно взломать и заставить действовать себе на пользу. Думаю, тогда Костя не очень-то понимал, что делает. Ему всего лишь хотелось раз и навсегда прекратить родительские ссоры. Запереть мать и отца в комнате с хорошей звукоизоляцией и никогда не слышать их ругани, – Кирилл повернулся к Привратнику. – Герберт, покажи нам настоящее.

На облачном экране появились родители Ларса – по грудь прикрытые простыней тела. Точка обзора располагалась где-то под потолком больничной палаты. Лица мужчины и женщины скрывали кислородные маски. На неживой, точно обтянутой резиной медицинских перчаток, коже плясали отблески не попадавшего в кадр экрана включённого компьютера или телевизора.

Морок коротко объяснил, где сейчас прибывает сознание неподвижных Екатерины и Анатолия Ларсовских.

– Да уж, – крякнул Ус.

Его реплика тут же породила волну шепота на трибунах. Он походил на шум ветра в кронах деревьев – предвестника грозы.

– До последнего времени мужчина и женщина лежали в подвале собственного особняка. Там, где продолжал жить их сын…