ДЕТИ РОССИИ

- Женщины, - пытался их переубедить председатель колхоза, который был недалеко от станции, - подумайте о детях. Там ведь все разрушено, зимой будет холодно да голодно. А мы вас распределим по домам, будете работать в колхозе, нам рабочие руки очень нужны. А вы - работящие, мы уже убедились в том.

И все- таки сталинградцы вернулись в родной город.

Дом Дьячковых, как и вся их улица, был разрушен. Железные листы с крыши и все деревянные детали дома забрали те, кто приехал раньше. Клавдия с помощью соседки расчистила свой погреб. Дед, живший с ними возле Бугульмы, помог построить над землей невысокую стену, сделать крышу из всякого металлического и деревянного хламья, а чтобы не протекало, крышу завалил травой. Вставил в стену стеклышко, чтобы светлее было, сложил печку, ступеньки земляные отрыл. И стали жить.

- Мама на работу не могла устроиться - ее завод еще не работал. Откопала она сундук, порадовалась предусмотрительности отца, дескать, и теплая одежда будет, и сменять кое-что на продукты можно. А сундук-то пустой оказался. Наша соседка, тетя Нюся, уже работала в столовой на силикатном заводе. Вот она и сказала маме: «Ты, Клавдия, лучше дома сиди да приглядывай за своими и моими ребятишками, мне хоть на работе спокойнее будет». Старшие девочки - наша Инна и ее дочь Галя - ходили кружной дорогой через овраг к черному ходу столовой, где работала тетя Нюся, и та выносила им толстую картофельную кожуру и гороховый бульон. Мама сварит эти очистки в бульоне и накормит всех нас. Ближе к зиме мама сказала тете Нюсе, что ей стыдно у нее на шее сидеть, надо что-то придумать. И придумали - зерно на муку молоть да продавать. Тот же знакомый дедушка сделал рушалку-мукомолку с тремя колпаками. Мама вручную дробила зерно, потом, меняя колпаки, молола крупу до муки. Из обмолотков варила нам похлебку, а муку продавала. Руки у нее были в мозольных волдырях, даже рукавицы не спасали. Зимой она так сильно застудила на рынке ноги, что после войны получила инвалидность. И хоть нам стало жить легче, все равно Диночка не выдержала голода, умерла. Хоронили ее в нетесаном гробике. Маме дали старые фетровые шляпы, и она сшила ей капорок на голову и тапочки на ноги, а платье было старое. Папе написали о смерти Диночки, а тот с горя чуть не застрелился, потому что Диночка была тихая, ласковая, на маму похожа, и папа очень Диночку любил. Стали его спрашивать, что случилось, а он ответил: «Вот мы воюем здесь, а в тылу наши дети с голоду умирают. Вернемся - вообще в живых никого не будет». А что из этого вышло, - и Валентина Викторовна рассказала историю, страшную оттого, что даже в суровое время, когда простые люди помогали друг другу выживать, поддерживая морально и по мере возможностей материально, чиновники были бездушными и корыстными.

Командир части написал в Сталинград, что семья его бойца голодает. Вызвали Клавдию в районный исполком. Приняла ее женщина хорошо одетая даже по тем временам и, похоже, не знавшая голода.

- Ну что ты, Дьячкова, жалуешься, мужа беспокоишь? Всем трудно живется, война ведь. Все - для фронта, все для победы, - укорила она Клавдию. - Давай, старшую дочь определим в ФЗО, тебе работу в исполкоме найдем. Одну-то дочь сумеешь прокормить. Будешь у нас полы мыть?

- Буду, если будете платить, - ответила Клавдия.

Вечером она вернулась и принесла пару яиц.

- Вот, Нюся, - улыбнулась она подруге, - мне зарплату дали. Сейчас в похлебку покрошим - сытнее будет.

И хорошо, что не успела те яйца в похлебку покрошить - тухлые они были, черные внутри.

На следующий день Клавдия не пошла в райисполком. Просидев ночь над рушалкой, отправилась вновь на рынок продавать муку.

- Приходила, помню, к нам та тетенька, - улыбнулась Валентина Викторовна, - в землянушку нашу даже не спустилась, заглянула в окошечко, спросила, где мама, и ушла. Красивая тетя была, сытая, румяная. Больше она к нам не приходила.

Ну что же, сытый голодного всегда не разумеет, во все времена.

Валя всегда дожидалась маму, сидя на печурке у окошка - и тепло, и смотреть на улицу интересно. Однажды видит - солдат идет. Подошел к окну, спросил: «Узнаешь меня? Кто я?» - «Папа», - ответила Валя.

С возвращением отца стало жить легче, потому что он вновь стал работать на «Баррикадах», получал паек. И все-таки было голодно, потому что Клавдия не могла работать - настигли ее болезни, которые приобрела, торгуя зимней порой на рынке. И другая история - о щедрости души русской, не обремененной сознанием власти над другими.