Дом, где жили Телешевы, превратился после бомбежек в груду кирпичных обломков, лишь подвал уцелел. Женщины расчистили и приспособили его под жилье. Даже печурку железную где-то раздобыли, чтобы пищу готовить. Но пришли фашисты, выгнали всех оттуда, ведь им самим укрытия были нужны. И куда не ткнутся женщины с детьми - всюду немцы кричат: «Вэк! Прочь!» А еще кричали: «Шайзе менж!» - что-то вроде «грязные люди». Ребятишки потом дразнили так друг друга.
Дети часто плакали и замолкали, лишь забравшись под подолы матерей - там они почему-то чувствовали себя в полной безопасности. А глаза… Эти безумные от страха глаза Валентина Николаевна не забудет никогда, потому что именно такие глянули на нее из зеркала несколько месяцев спустя в хуторе Вертячем. Оставшиеся без крова жители перебрались в оборонные сооружения, похожие на щели, где можно было притулиться друг к другу лишь стоя. Их район не раз переходил из рук в руки, и матери, бывало, зарабатывали пропитание своим детям тем, что обстирывали солдат: то, немецких - лишь бы детей не трогали, а потом и своих - за кусок хлеба. Конечно, солдатам нашим было тяжело, особенно в окружении, но солдаты во все времена - государевы люди, о них заботится власть. День-два, к примеру, поголодают, зато потом к ним все равно проберутся связные с провиантом, с боеприпасами. А жители были совершенно беззащитны. Особенно дети.
- У нас тот день был праздником, когда что-то удавалось в рот положить, особенно, если удавалось достать соскребыши каши из солдатской кухни. Ох, какая была вкусная гороховая каша! Лучше ее ничего на свете не ела! Причем, все съестное, что удавалось добыть нам или нашим мамам, делилось поровну. Правда, мамы часто нам отдавали свою долю, а сами начали пухнуть с голоду. Крысы нас одолевали. Им же тоже есть нечего было, так они нападали на детей во сне, иногда загрызали их до смерти - так случилось с одним из детей в нашем подвале. Очень мы страдали от отсутствия воды. К Волге не могли подобраться - там было все вырублено да сожжено и простреливалось. Ночами ребята ползали туда по водопроводным трубам. Жутко - полная темнота, ползешь и не знаешь, выберешься ли, ведь в любой момент мог упасть снаряд и завалить трубу. Но потом мы нашли воду в овраге, который отделял наш Нижний поселок от Спартановки. Вроде как небольшой родничок бил из земли. И мы туда пробирались с различными посудинами. Однажды мы с мамой пошли за водой. За нами увязался мальчик такого же возраста, как я. А мать его осталась дома - так мы свои щели звали. Спустились мы в овраг, а там трупов - тьма, и смрад стоит - дышать нечем. Мы поскорее набрали воды. У нас с тем мальчишкой были плоские котелки, немецкие, наверное, а у мамы солдатская каска. Мальчишка побежал вперед, чтобы поскорее выбраться из овражной вони, и вдруг ударил снаряд. Мальчишку того, царствие ему небесное, разорвало в кровавые брызги, и на всей это красноте - прямо-таки хрустальный проблеск - это вылилась вода. И я в первый момент пожалела не этого мальчишку, ведь ужас какой - на глазах от ребенка даже следа не осталось, я подумала о воде, настолько трудно она нам доставалась - часто ценой жизни. И я закричала: «Ой, вода пролилась!»
Там, в Сталинграде, Вале навсегда повредили ногу. Она провалилась вниз головой в какую-то яму и задохнулась бы, если бы мама, Александра Александровна, не вытянула девочку оттуда за ножку, вывихнув ее из тазобедренного сустава. Ножку кое-как вправили, но иной помощи девочка сразу не получила, и со временем сустав потерял подвижность, которую операционным путем вернули много лет спустя. Но после нескольких месяцев, проведенных в гипсе, «застоялся» коленный сустав, и с тех пор Валентина Николаевна не может нагибаться и обуваться без посторонней помощи - перед концертами ей в том помогают подруги.
Но вернемся в сороковые-грозовые.
Едва фашистов выбили из Нижнего поселка, Александра Александровна уехала с Валей к своим родителям в хутор Вертячий, который был уже занят фашистами. И маленькая Валечка вновь оказалась в оккупации, но на сей раз вместе с дедушкой и бабушкой.
Дом Мозжалиных, родителей Александры Александровны, был двухэтажный, построен родителями бабушки как приданое к свадьбе. Большой и красивый дом, с верандой, парадным крыльцом, но в доме - скамейки да стол. Дом приглянулся немецкому командованию, и в нем разместили штаб. Может, это и спасло семью Мозжалиных, хотя дед, Александр Васильевич, партизанивший в период первого оккупационного периода, был пойман однажды, отправлен в концлагерь, который располагался неподалеку от Вертячего в тополиной роще. В прогалине между лесистыми островками была натянута колючая проволока, там находились военнопленные и партизаны почти под открытым небом, жили как кроты в норах. Александр Васильевич как-то умудрился сделать подкоп под ограждение и бежал.