Маша со всеми кинулась прочь от сельсовета, взрывной волной ее бросило на землю, какой-то шальной осколок срезал кожу на пятке девочки. Кое-как ей перевязали пятку и отправили домой. Она бежала через овраг в свою Шиловку - так звали в Ерзовке их околоток, а навстречу мать бежит да причитает: «Где мои доченьки, где мои сыночки?! Живы ли?!» Схватила, прижала к себе Машу, радуясь, что хоть одного ребенка увидела живым. Саша с Петей тоже вскоре вернулись, а вот Анна-младшая добиралась домой с большими трудностями - раненая в ногу, на костылях.
Анна после окончания ФЗО работала на тракторном заводе в инструментальном цехе токарем. Она возвращалась в общежитие после работы, когда начался авианалет. Шальная разрывная пуля попала девушке в ногу. Кое-как она сумела добраться до своих родственников, живших неподалеку. Те перебинтовали рану, оставили Анну у себя. Во время бомбежек они прятались в убежище, Анна же не могла ходить и оставалась в доме. Через несколько дней хозяин соорудил костыли и сказал: «Извини, кормить нам тебя нечем, попробуй добраться в Ерзовку». И она пошла кружным путем, потому что между Ерзовкой и Сталинградом были немцы. За пару крепдешиновых платьев и атласное одеяло ее перевезли на левый берег, и девушка несколько суток ковыляла берегом Волги, пока не оказалась напротив родного села. Возле Пичуги Анна переправилась в Ерзовку. На ее счастье к тому времени немцев отогнали, а в доме Шелковых уже квартировал высокий армейский чин, и девушке оказали квалифицированную медицинскую помощь - нога зажила, но остался глубокий шрам в области паха.
Немцы после первых сильных бомбежек и прорыва к Волге, прошлись по окраине села, собирая «яйки, млеко, курки», но потом от Ерзовки немцев отогнали наши войска и не уходили оттуда до самого завершения сражения за Сталинград. Акатовка и Винновка были заняты фашистами с 13 сентября по 18 ноября 1942 года.
В огороде Шелковых стояли «катюши», в доме жили солдаты, а хозяева в блиндаже во дворе - солдаты разобрали баньку и соорудили этот блиндаж по всем правилам, со входом и выходом.
Однажды, видимо, перед наступлением, в Ерзовку приехал Жуков. К Шелковым в блиндаж заскочил один из постояльцев и закричал: «Женщины, выходите на улицу, там Жуков идет!» Они выбежали на улицу - и впрямь, шагает по улице впереди группы офицеров Жуков уверенно и быстро, почти чеканя шаг. Его любили солдаты, говорили, что появляется Жуков на том фронте, где намечается наступление, зачастую так и было, поэтому солдаты радостно приветствовали знаменитого советского военноначальника, предполагая, что скоро пойдут в наступление.
Первую военную зиму Шелковы прожили почти благополучно - выкопали на огороде картошку, собрали овощи, да и корова была. Правда, корову эту, как ни странно, искалечили свои же солдаты - топором разрубили ей почти весь крестец. Бедная корова, отчаянно мыча, прибежала на подворье. Лечить корову не было смысла, потому пришлось забить. Мясо подсолили и ели всю зиму.
Голод начался после освобождения Сталинграда, потому что не было ни зерна на посев, ни семян овощей. Анну Ивановну Шелкову, которая считалась грамотным человеком и была в колхозе счетоводом, назначили бригадиром посевной бригады. Посевное зерно наскребли по дворам - после первой бомбежки уцелела церковь, превращенная в амбар, и люди растащили по дворам зерно, спрятали по ямам. Эти захороны обнаруживали, зерно забирали.
Бригаду вывезли в поле, а люди голодные. Они воровали зерно, уходили в степь и варили в котелках кашу. Анна Ивановна бросалась всем телом на мешки, совестила подчиненных, дескать, если не думаете о севе, так хоть меня пожалейте, ведь посадят за недостачу. Она еще не знала, что ее недостача и так планировалась недобросовестным кладовщиком - мешки были с недовесом. И посадили бы Шелкову, если бы не вернулись к тому времени искалеченные сыновья. Их взяли в армию, и не прошло года - оба вернулись.