Дети России

Охнуло, загудело гневно, закричало собрание единоличников в сельсовете, когда представитель из района прочел разнарядку для сдачи зерна. Услышав цифру «двести», мать Вани, простонав, поднялась со скамьи:

- Люди добрые, за что вы со свету семью нашу сживаете? Ведь знаете, что мальчонка мой как взрослый мужик работал на поле, а собрали мы всего шестьдесят пудов. Помилуйте, люди добрые!

- А может, припрятано где? - съязвила Чурзина. - Кулаки, а в бедных рядитесь.

- Кулаки? - удивился щеголевато одетый представитель из Эльтона. - А почему не высланы? Разве не понимаете, что весь кулацкий род вывести под корень требуется, чтобы не мешали они трудовому крестьянству светлое будущее строить!

- Да какие они кулаки? - сказал кто-то с задних рядов.

- Это что там за подкулачник голос подает? - вскинулась Чурзина. - Ай забыли Дерябина да кузнеца Фролова? Они тоже за кулака Карпова стояли, а где они сейчас? А? - она даже привстала, выглядывая того, кто посмел вступиться за Карповых. Но люди молчали.

И опять потянулись подводы из хутора, увозившие из родных мест раскулаченные семьи, и среди них были Карповы, лишь Надю не посмела Чурзина тронуть - она жена красноармейца.

Долгие дни и ночи плелся эшелон со ссыльными.

Ваня на листке бумаги записывал станции, через которые тащился поезд. Голодно и холодно Карповым: продуктов и теплых вещей разрешили взять с собой немного. Впрочем, никому в их эшелоне не было легче.

Миновали Саратов, Уфу. Все дальше Волга, все ближе Урал, а за ним - неведомая, далекая, холодная каторжная Сибирь. Неужели везут туда? В Казахстане, где сейчас Миша, говорят, теплее.

На станциях на спецпереселенцев смотрели враждебно и недоверчиво. Ваня понимал, что иначе и быть не может, ведь они для тех людей - враги, раскулаченные. Может и так, наверное, в их эшелоне и в самом деле были настоящие кулаки-мироеды, а они, Карповы, разве враги советской власти? На одной из станций Ване удалось бросить письмо товарищу Сталину в Москву. На каждой остановке ожидал, что снимут их с эшелона, дескать, ошибка вышла, не виноваты вы, но чем дальше плелся поезд, тем надежда становилась меньше - видно, затерялось письмо где-то в круговерти двадцать девятого года. Одно стало ясно - везут их в Казахстан, там, в поселке Компанейский, живет Миша, может быть, разрешат им жить вместе. Но к Мише Ваня с братьями попал лишь после смерти матери.

- Миша, я посоветоваться с тобой хочу.

- Ну? - сонно отозвался брат. - Чего тебе?

- Миша, может, нам с Лешей уехать к Наде, все ж тебе легче будет с Сашей? А я бы там в колхозе работал.

Миша сразу же проснулся.

- Да ты что это, Ванька, придумал? Через всю страну ехать с малым парнишкой?

- Да ведь мне уже четырнадцать, Лешке - десять лет. Доедем!

- Вам плохо у меня? - Миша привстал на месте, всмотрелся в темноту, где лежал на лавке Ваня.

Тот вздохнул. Конечно, не плохо. Брат очень заботится о них, работает, рыбной ловлей занимается, ходит в степь силки на зайцев ставить. Да только видит Ваня, что на висках у брата седина появилась - нелегко ему! И это в двадцать лет! Ему бы погулять, жениться, а тут на голову свалилась семья их трех парнишек-сорванцов. Самый младший, Сашка, пешком под стол ходит - какой с него спрос. А Ваня по хозяйству помогает, Лешка тоже без дела не сидит, однако на четверых заработок все равно только один - Мишин. Конечно, сейчас идет уже тридцать второй год, и то, что случилось с их семьей, названо «перегиб в сельскохозяйственной политике» - Ваня сам об этом читал в газете, да ведь им, Карповым, не легче стало: отец умер, мать умерла, братья даже не знают, где они похоронены.

- Ты чего молчишь? - вновь спросил Миша. - Плохо что ли у меня?

- Да что ты, Миша! - вскинулся Ваня. - Очень хорошо, главное - мы все вместе, да ведь трудно тебе с нами, Миша. Мне на земле сподручнее, а тут все равно на стройку к тебе не берут - мал, дескать. А там у нас дом есть. Да ты не беспокойся! Мы с Лешкой доедем! - успокоил Ваня брата.

- Да как доедешь? Знаешь дорогу?

Ваня усмехнулся в темноте:

- Знаю-ю! У меня все записано, - он достал из кармана бережно сложенный, потертый на сгибах, листок бумаги. - Вот здесь все записано, как мы ехали.

Миша подсел к брату на лавку, в свете луны начал разбирать детские каракули.

- Ну ты, брат, молодец! - похвалил Миша Ваню. И тот радостно зарделся: похвала старшего брата для него много значила. - А дальше как мыслишь? Записка - не все. Нет, понимаешь, денег на дорогу для вас.

- Подумаешь, - беспечно ответил Ваня, - мы и без денег доедем.

- А ежели ссадят?

- Подумаешь! На другой поезд сядем. Доедем!

Миша ничего не ответил брату, а сам так и не уснул до утра, размышлял. За завтраком сказал:

- Ладно, Ваня, поезжайте. Может, и вправду там вам будет лучше. А потом и я, как срок кончится, приеду к вам.