Дети ржавчины

–  Верно. Я тоже прожил эти сотни жизней, чтобы стать тем, кто я есть. Между тобой и мной существует одно важное различие – я помню все, что прожил прежде, а ты пока нет. Но такой же исход ожидает и тебя. Причем скоро, через каких‑то пятьдесят‑семьдесят жизней.

Я невольно посмотрел на небо и представил, что все оно состоит из рычагов, пружин и зубчатых колес. И я сижу за этими рычагами Вселенной. Вот летит звездочка, надо бы поправить курс – нажимаем на педальку. А вот на планете развелось слишком много человечков – непорядок. Капнем из пипеточки – сбросим на их голову комету, зараженную каким‑нибудь новым вирусом. А здесь завелись неправильные человечки, надо бы прокалить пробирку и развести новых…

–  Это все непостижимо, – проговорил я. – Идти к совершенству, жизнь за жизнью, чтобы хладнокровно выжигать целые цивилизации.

–  Пустой разговор, – махнул рукой Директор. – Да и не собирается здесь никто ничего выжигать. Вообще‑то, рассматривались разные варианты – лишить способности воспроизводства, сократить постепенно срок жизни. В любом случае, вопрос уже снят.

–  Как снят?

–  Решено не трогать людей. Дело в том, что социальная структура этого общества во время переселения будет разрушена. По сути, его развитие здесь начнется с нуля. Поэтому мои коллеги решили не мешать людям идти своим путем.

–  Ну вот… А вы еще утверждали, что одиночка не спасет мир.

–  Это ты, что ли, – одиночка? Брось, твоя роль здесь невелика…

Я промолчал. Я знал, что Директор никогда не лжет.

–  Вы не боитесь мне это говорить? По вашим меркам, я вроде как не дорос…

–  Я не сказал ничего лишнего. Обо всем этом ты и сам подсознательно догадывался. И потом, для меня важно, чтобы ты ушел отсюда сознательно, не под моим принуждением. Хочешь уходить?

–  Нет… Не знаю.

–  Подумай, у нас есть несколько минут. Мое мнение – ты больше здесь не нужен.

–  Нужен, – уверенно проговорил я.

–  В любом случае тебе найдется хорошая замена.

–  Замена? Уже интересно.

–  Сейчас будет еще интереснее. Только постарайся держать свои эмоции в руках.

Я не понимал, что он имеет в виду. Тем временем мы вышли на поляну, где стояла плоская золотистая машина.

–  Я хотел попрощаться, – угрюмо сказал я.

–  Обязательно попрощаешься. Постой‑ка здесь… – Директор неторопливо подошел к машине и помог выбраться из нее худенькой рыжей девчонке в джинсах и простой клетчатой рубашке с засученными рукавами. Она встала на траву, посмотрела на меня.

–  Олег! Здравствуй…

Я точно знал, что не сплю. И мне пришлось поверить своим глазам.

–  Надежда?!

Что еще оставалось делать? Мы подбежали, вцепились друг в друга, схватились за руки. Она была живой, настоящей. Я обернулся к Директору.

–  Что это?.. Как? Я же сам видел!..

Он усмехнулся, прищурил глаза.

–  Что ты видел, Олег? Что она закрыла глаза и перестала шевелиться? Биологическая смерть – постепенный процесс, и разве ты знаешь, за какой чертой он становится необратим? Наконец, не забывай разницу между Ведомством и районной реанимацией.

–  Я не могу понять… Для чего вы это сделали?

–  Неужели тебе больше не о чем сейчас подумать, Олег? – укоризненно проговорил Директор. – Девушка настоящая, не клон, не двойник – что еще нужно?

Я посмотрел Надежде в глаза. Она, без сомнений, была настоящая.

–  Идем, – сказал я ей. Затем обернулся к шефу и уже на ходу бросил: – Я сейчас вернусь!

Я пошел, затем побежал, не выпуская ладошку девушки из своей. Вместе мы вышли на край обрыва.

–  Подорожник! – крикнул я и замахал руками.

На мой крик обернулись, пожалуй, человек двести. Все они увидели нас. Все поняли. Кто‑то побежал за погонщиком.

Надежда первая заметила, как он появился, растолкав людей руками, остановился на мгновение – и помчался к нам, рискуя споткнуться и полететь кувырком. Она высвободила руку, спустилась с обрыва и тоже побежала навстречу ему. Я хотел быть сейчас рядом с ними, но почему‑то не мог двинуться с места. Я просто стоял и смотрел, как они бегут друг к другу и все расступаются перед ними.

Чудо все‑таки свершилось. Даже для меня это было чудом, а для погонщика и всех остальных – вдвойне. Я вспомнил, как Подорожник убеждал меня, что Надежда не может погибнуть. На то она и Надежда. Я пытался разубедить его, но именно он, а не я, оказался прав.

Директор неспешно вышел из‑за деревьев и встал рядом. Некоторое время мы молча смотрели на погонщика и девушку, застывших в объятии посреди огромной людской массы. Люди обступили их, что‑то кричали, смеялись.

–  У них впереди еще много горя и много крови, – проговорил Директор. – Будут и дикие орды кочевников, и кровавые тираны, и жестокие войны. Говорят, человек рождается во грехе, ну а человечество – тем паче. Никому не удалось избежать этого, во всех уголках Вселенной человек разумный повторяет каждый свой шаг. Но это их путь, и они должны сполна испытать его. А тебе, Олег, здесь больше делать нечего. Эти люди обойдутся без тебя, они поймут, что им делать, они научатся жить. Пойдем, пока на нас не смотрят.