Дети ржавчины

И почти немедленно был схвачен за рукав какой-то малознакомой особой из Сектора классификаций. Оказалось, Гришаня проигнорировал правило о протоколировании исследований и записи вчерашних событий на лугу не существует. Теперь эксперты надеялись восстановить хоть что-то по нашим рассказам. С одной лишь целью: сопоставить признаки и дать ответ - чем было вчерашнее Нечто. Или зафиксировать его как вновь открытое Явление.

Интересно, как они его назовут. Мнемозавр? Или Гипнодок? Скорее всего просто - Ершовский феномен. Как бы там ни было, меня это мало волнует. Собственные проблемы куда важнее.

Я пообещал зайти, как освобожусь, и отправился искать Петра. Пользоваться телефоном не хотелось - такие разговоры следует вести с глазу на глаз.

Дверь в Петькин кабинет оказалась заперта, я постучал. Мне открыли не сразу. Мы встретились взглядами - и сразу все друг про друга поняли. Поговорить нам, без сомнения, стоило.

- Выйдем на крышу? - предложил Петр. Вертолетная площадка была пуста. Гигантская буква Н в белом круге блестела, как новая - позавчерашний дождь смыл с нее всю пыль, а новая еще не залетела на высоту в шесть этажей. Мы подошли к краю крыши, облокотились о перила. Очень удобно разговаривать на краю крыши, если не хочется смотреть собеседнику в глаза. Всегда можно сделать вид, что глядишь вниз, ведь там столько всего.

- Кто первый рассказывает? - проговорил Петя, словно предлагал выбирать водящего в детской игре.

- Ты.

- Хорошо. Ну, что... До дома вчера добрался нормально. Лег спать. Начала сниться какая-то ерунда, а потом...

- Какая ерунда? - прервал я его.

- Да ну... Полная чушь. Не хочу и рассказывать.

- Петя, это важно.

- Ну хорошо, хорошо, - он сделал мученическое. лицо и закатил глаза, словно бы с трудом вспоминая. - Снилось, будто идем мы с тобой... или не с тобой - не помню. Одним словом, идем по траве, по полю. Впереди - деревня. Красивая такая, домики уютные, крепенькие - как игрушки. Идем, а сзади семенит какой-то... Мне почему-то показалось, японец. Маленький, чернявенький, в белом халате. Бежит, хватает за руки, норовит что-то сказать. Я отмахиваюсь, прибавляю шагу, а он не отстает. Наконец забегает вперед, руки расставляет, и мы, так и быть, останавливаемся. И тут... Я не очень понял, как это получилось... Он, этот японец, как будто бы берет за край деревни - и отодвигает в сторону. Словно шторы отдернул, представляешь? А там - за этими "шторами" - рычаги, пружины, шестеренки - чего только нет! Ну... собственно, и все.

- М-да... - только и сказал я.

- Я же говорил - чушь, - виновато развел руками Петька. - Но это только цветочки. Я после такого дела проснулся, минут пять провалялся, удивленный, и опять уснул. Самое-то жуткое утром началось. Помнишь, у меня дома целая стенка фотографий? Еще от бабки с дедом остались. Я просыпаюсь, смотрю на одну. Там мой дед с тремя офицерами. Они тогда в, Праге были, после войны. Всю жизнь смотрел на эту карточку, привык к ней, как к обоям. А тут вдруг что-то во мне дрогнуло. Зову свою маманю с кухни и спрашиваю: вот этого майора, слева от деда, Николаем зовут? Она говорит, да, дядя Коля. Она ведь тоже с дедом в Праге жила, он там долго был и всю семью туда перевез. Матери моей тогда лет четырнадцать исполнилось, она всех дедовых друзей помнит.

- Петя, - не выдержал я, - все-таки что странного в том, что дедушкиного товарища звали дядей Колей?

- Да странно то, что я об этом знаю! Я ведь вживую не видел его никогда. Ты дальше слушай. Я с матерью утром полчаса перед этими фотографиями стоял. Там масса людей, про которых я никогда ничего не знал, не спрашивал, потому что они мне были неинтересны. И вдруг выясняется, что я про каждого что-то знаю! У одного дочка завмагом стала, другого машиной задавило, третий дом какой-то продал... Скажи, откуда это взялось? А ведь это еще не все. Отошел я от фотографий, двинул на работу, а в голове - то одно, то другое. Столько всякого мусора в мыслях, ты себе не представишь...

- Мусора, говоришь? Ну почему же? Представлю. Петька пристально посмотрел на меня.

- А ну, выкладывай, - велел он.

- Может, сначала ты договоришь?

- Собственно, я уже договорил...

Я кратко поведал Петьке о своих видениях. Рассказал все честно, ничего не утаивая. Даже про ночные слезы не умолчал. Он слушал меня, и было видно, что надежд разобраться по горячим следам остается все меньше. Все только запуталось.

- Мы серьезно влипли, Олег, - сказал он.

- Это неизвестно, - я покачал головой. - Надо еще разбираться.

- Все известно! Ты хоть понимаешь, что мы немедленно должны обо всем доложить начальству?

- Доложим. Не первый раз. Сделают нам тесты, экспертизы - на амнезию, на шизофрению, на еще какую-нибудь дрянь, разберутся, что опасности мы не представляем. Лично я никаких других изменений в себе не чувствую.

- Нет, Олег, ты так ничего и не понял. Скажи, ты согласен, что после того, как это ершовское чудище ударило нам по мозгам, у нас открылось какое-то шестое чувство? Ну посуди сам - раз я по фотоснимкам могу определять имена и биографии...

- Ты - да. А что со мной - еще неясно.