Дети ржавчины

- Ты что, отец, сырыми крысами питаешься? - спросил я, брезгливо отодвигаясь.

- А кто мне их варить будет? - проговорил старик и почему-то засмеялся. Он нагнулся и вытащил из-под лежанки деревянный ящик с бурым порошком, в котором темнели несколько крысиных тушек. Насколько я понял, порошок был солью, пропитавшейся кровью.

Он повалял одну тушку пальцами, достал, понюхал. Я увидел, что рядом с его лежбищем стоит длинная палка. Вероятно, он поджидал, пока крыса выползет на стол, чтобы полакомиться его лепешкой, и в тот момент на нее обрушивался удар.

- Может, тебе чего принести? - предложил я, запоздало вспомнив, что в нашей повозке уже почти ничего не осталось из еды.

- Ничего мне от тебя не надо. Хочешь объедками старика накормить? Езжай своей дорогой, - он вдруг посмотрел на дверь. - А это тоже погонщик?

В проходе стояла Надежда, настороженно поглядывая то на меня, то на хозяина. Дубинка - в опущенной руке.

- Иди к лошади, - велел я.

- Я отогнала ее во двор, - ответила упрямая девчонка. - Ее с улицы не видно.

- Ну, дела... - пробормотал старик и вновь начал расчесывать тело.

Я представил, сколько грязи и насекомых скопилось под тряпками.

- Где люди? - вновь спросил я.

- Люди-то? Сгинули. В один день - как все ушли, так и не пришли. А кто остался - те тоже разбежались куда-то. Один я здесь.

- Куда же они ушли? И чего тебя с собой не прихватили?

- А на кой ляд я им нужен? Какой от меня прок? Вы бы меня повезли с собой?

- Повезем, если скажешь, куда тебе нужно.

- Нечего меня трогать. Ступайте своей дорогой. Я все еще думал, сказать ли старику, что вся его деревня вымерла, а тела соседей и родственников лежат окаменевшие у болота. Не похоже, что он сильно от этого расстроится, хотя, как знать... Но меня опередила Надежда.

- Дедушка, они все умерли, - проговорила она, внимательно наблюдая за ним.

- Умерли - значит, такая у них дорога. А я вот - жив! - он расхохотался. Хоть брюхо и пухнет от крысиных кишков, а вот живой таки!

Он уставился в одну точку, обдумывая известие.

- Что ж, выходит, больше никто и не придет сюда? - растерянно проговорил старик минуту спустя. Но тут же спокойно добавил: - А и черт с ними. Полакомлюсь пока хвостатыми, а придет время - они мною пообедают.

Он искоса поглядел на меня.

- Кто ж их поубивал?

- Прорва убила.

- Ну да... - кивнул дед. - Кто ж еще наших тронет? Кому мы еще нужны?

Я решил, что пора прекращать пустую болтовню и переходить к делу.

- Старые вещи есть в деревне, отец?

- А ты пришел наши вещи забрать? - с неожиданной злостью проговорил старик, прожигая меня взглядом. - Погонщик... - он закончил фразу новым набором ругательств.

- Вещи у меня свои есть, - твердо ответил я, сбивая с него спесь. - Мне просто надо знать, откуда вы брали старые вещи.

- Почем я знаю, откуда их брали? Я уже сто лет нигде ничего не беру - ноги у меня не шевелятся, понял, ты, молодой?!

- Может, кто-то говорил, - терпеливо продолжал я. - Ты же столько лет прожил, все должен знать здесь. Может, вспомнишь - хорошие старые вещи, не ржавые.

- Не знаю никаких вещей. Мальчишки тут с железками бегали, а внучата мои... - он вдруг осекся, лицо его вытянулось. - Слышь, погонщик, а внучатки мои тоже померли?

- Не знаю... Не видел... - невнятно проговорил я, растерянно обернувшись к Надежде. - Были там какие-то дети...

Надежда шагнула вперед, заставив меня замолчать.

- Ну что ты, дедушка, - напористо заговорила она. - Внучата твои живые, спаслись. Только они ушли отсюда.

- Внучатки мои толковые, - мигом успокоился дед. - Знают, когда надо уходить.

Надежда вновь отступила за мою спину, успев бросить на меня негодующий взгляд.

- Были у них железки, - неожиданно сказал старик. - Таскали их из омута и сюда тоже приносили. Бывало, что торговцы старое железо спрашивали. Я, правда, не смотрел за этим, насмотрелся уже...

- Из какого омута, отец? - переспросил я, многозначительно взглянув на девушку. - Где он есть, этот омут?

- Ты погоди, молодой. Я говорю, что пацаны ныряли, да только достать никто не мог. Там обрыв, весь в камнях. Глубоко. И я вроде нырял, когда малой был. Что-то там видел, а что - не помню уже.

Я почувствовал, что Надежда схватила меня за рукав. Она что-то шепнула мне, но я не разобрал, потому что все внимание было приковано сейчас к старику, который лежал, разбитый параличом, чесался, гнил заживо и не знал, что слова его для нас дороже любого клада.

- Где омут? - настойчиво повторил я.

- Да что ты заладил про свой омут?! - с досадой отрезал дед. - Езжай через деревню, а за мостком сворачивай - сам увидишь, там два холма рядышком, как шишки торчат. Прямо промеж них и бери. Там по камушкам, по камушкам - не заблудишься. Если пешком пойдешь - долго добираться будешь, а на телеге - еще дольше. Дороги нет, колеса в камнях увязнут. Пешком ловчей.

Мы с Надеждой снова переглянулись. Я поднялся.

- Поехали, что ли? - слабо проговорил старик. И откинулся на свои тряпки, отвернувшись. Голос его вдруг стал слабым, почти неслышным, словно все силы он потратил на разговор с нами.