Дети с улицы Мапу

— Не ты, нет… А кто же сидел в сенях и набивал брюхо? Феофила?

Шмулик почувствовал, будто все погружается в темноту, и стены дома зашатались над ним. Из последних сил он оттолкнул Феклу, и она ударилась головой о стену. Мальчик выскочил во двор, за калитку и побежал в поле…

Остановился… Мороз проникал сквозь его ветхую одежонку. Огляделся вокруг: ток, несколько обнаженных деревьев, и ни живой души. Шатаясь, он подошел к току — ворота не заперты. Ток полупустой, только в одном углу сложена скирда соломы.

Уже стемнело, а Шмулик все еще в пустом току. В окнах изб засветились слабые огни. Мальчика начал мучить голод. Мороз становился все крепче и будто иголками колол его тело. Шмулик залез на скирду, забрался поглубже в солому и свернулся клубком. Стало немного теплее. Он попытался заснуть, но страх перед завтрашним днем отгонял сон.

Что будет дальше? Ведь он уже не вернется в дом Федьки. Куда идти? Кто из крестьян возьмет его к себе?

Голод и грустные мысли утомили его, и он заснул. На рассвете он поплелся обратно к деревне.

Теперь для Шмулика наступили совсем тяжелые времена. Не нашлось крестьянина, который бы согласился принять его к себе в дом. Мальчик скитался по дворам; за кусок хлеба или стакан молока таскал воду, колол дрова, ходил за скотиной, выполнял всякую работу по хозяйству. Ночи он проводил в холодных сараях и на току. Не раз грубым окриком или сильным пинком его выгоняли из конюшни или амбара, куда он тайком забирался на ночь. Давно уже не менял он белья, и тело его заедали вши.

Теперь он побывал во многих домах в деревне, и почти в каждом доме видел награбленное еврейское имущество: тонкое дорогое белье, шубу с плеча еврейской женщины, серебряные субботние подсвечники, сундуки, полные награбленного в еврейских лавках товаров.

Скитаясь по дворам, Шмулик почувствовал какую-то нервозность и беспокойство, овладевшие деревней. Люди собирались группками и переговаривались вполголоса, искоса поглядывая на мальчика. Иногда он набирался смелости и подходил к такой группе, но на него кидали злобный взгляд и прогоняли:

— Прочь отсюда, большевистское племя!

Все-таки слух его улавливал то там, то тут обрывки разговоров. Везде повторялось одно слово: партизаны. Партизаны, лесные разбойники, как их называли в деревне, бродят поблизости.

Последнее время они совсем обнаглели: подобрались даже к самому уездному городу, шастают на окраине. Вчера сожгли мельницу под самым носом немецкого гарнизона, разместившегося в городе. В глазах рассказчиков стоит страх: партизаны никого не щадят, убивают мужиков, сжигают усадьбы…

В деревне появились полицаи. Жители создали гражданскую оборону. По ночам патрули, вооруженные винтовками и автоматами, ходили по улицам деревни и на околице. Это оружие им дали немцы. Иногда раздавалась поблизости стрельба из винтовок в пулеметные очереди.

Положение Шмулика становилось все хуже. Лишь изредка какой-нибудь крестьянин позволял ему войти во двор и поручал ту или иную работу в обмен на кусок сухого хлеба. Большей частью его прогоняли, едва он появлялся у плетня. Все труднее стало находить и убежище на ночь.

Ходить по ночам запрещалось, и не всегда удавалось ему найти место для ночлега в какой-нибудь конюшне или в сарае до наступления комендантского часа.

Сумерки. На землю быстро спускается ночь. Из хлевов разносится по воздуху запах коровьего навоза. Бабы тащат ведра, полные парного молока. Мужики степенно беседуют между собой, покуривая трубки. На краю деревни, проходя мимо одного двора, Шмулик наткнулся на группу вооруженных людей из местной стражи. Они окружили какого-то незнакомого человека, очевидно, старшего. Вокруг стояло несколько мужиков и мальчишек. Незнакомец читал им листок, который держал в руке.

Когда в конце улицы показался Шмулик, один из мальчишек швырнул в него камнем в закричал:

— Жиденок, убирайся отсюда, а то немцев позовем!

Незнакомец поднял глаза от листка и посмотрел на мальчика, который хотел свернуть в сторону.

— Что это за оборванец?

— Путается тут под ногами…

— Из Сосновки; говорит, будто он русский, с востока.

— Из Сосновки? — насмешливо повторил старший.

— Верно, из разбойничьего племени он. Может, он им отсюда сообщения доставляет?

— Должно, шпионит, — добавил кто-то.

Незнакомец снял с плеча автомат. Мужики стояли по сторонам и таращили глаза с жадным любопытством, предвкушая потеху.

Шмулик не стал дожидаться. Вдруг он почувствовал прилив силы в усталых ногах. Все его тело напряглось как пружина. Одним прыжком он перемахнул через забор, отделявший его от соседнего проулка, и побежал, подгоняемый автоматными очередями. Остановился он, чтобы перевести дух. Деревня осталась далеко позади.

Шмулик стоял в чистом поле, покрытом белым снежным покровом. Перед ним — широкая дорога, тоже тонущая в белизне. Снег сыпал с самого утра и заметал все следы. Неподалеку перед ним темнел лес.

— Вернусь-ка я в Сосновку, авось найду там деда Кароля, — мелькнула мысль в усталом мозгу.

Нет… Дед Кароль ненавидит партизан, он ведь и послал меня сюда, в эту деревню убийц.