Дети с улицы Мапу

— Да, да… Что привело вас ко мне в столь ранний час? — Госпожа Витис протягивает ей белую руку с длинными, покрытыми розовым лаком ногтями и приглашает сесть. — Ведь сейчас опасно ходить по улицам. Я имею в виду евреям, — продолжает госпожа Витис и смотрит на госпожу Вайс.

— Да, в этом-то и дело, — отвечает та и рассказывает все, что случилось с ними за последние дни: как они прятались в подвале, как заболела Шуля, как забрали отца, как предала их Уршула. В конце она раскрывает цель своего прихода: она боится оставаться с девочкой в своей квартире на улице Мапу и просит, чтобы семья Витисов приютила их на время у себя в доме. Через несколько дней, она надеется, в городе опять станет спокойно и они смогут вернуться в свою квартиру.

Госпожа Витис внимательно выслушала ее рассказ.

— Мне очень жаль, — говорит она наконец, — но я не смогу оставить вас у себя. Мужа нет дома, он уехал и вернется не скоро. Вы должны понять, госпожа Вайс, я женщина, и я боюсь. Вам ведь известно, что по новому закону христианам запрещается предоставлять жилье евреям. Я очень сожалею, но я не могу подвергать опасности свою семью.

Мать Шули побледнела. Не ответив ни слова, она повернулась к двери.

— Госпожа Вайс, — задержала ее хозяйка, — это не значит, что вы должны сразу же уйти. Нельзя так рано ходить по улицам. Я предлагаю вам подождать час-два. Приготовлю чай, выпьете, отдохнете, а потом пойдете.

Мать Шули бросила на госпожу Витис презрительный взгляд и ответила подчеркнуто вежливо:

— Благодарю вас. Но мы, я и дочь, выпьем чай у других людей, еще не забывших, что имеется и иной закон на свете, велящий дать убежище гонимому без вины, даже если он еврей. Прощайте, госпожа Витис.

Когда они вышли на улицу, уже рассвело. Яркое летнее солнце появилось из-за крыши серого дома, из которого они вышли. По улице торопливо проходили люди, некоторые, позевывая, стояли в воротах. Однако среди прохожих Шуля не видела знакомых лиц, и ей казалось, будто улица, на которой всегда было полно евреев, вдруг изменилась, будто она, Шуля, идет по совсем новой, незнакомой улице.

— Куда теперь, мама?

— Не знаю, дочка. Может, вернемся домой?

— Нет, нет, не хочу домой! — расплакалась Шуля.

— Хорошо, дочка, поедем к инженеру Кубилюсу. Может, он приютит нас.

В конце улицы стояла пролетка. Мать подошла к извозчику.

— Езжай на проспект Витаутаса, дом номер…

Извозчик посмотрел ей в лицо в ухмыльнулся:

— Я евреев не вожу, но если заплатите как следует… Опущу перед, чтобы не заметили, что везу евреев по городским улицам.

— Хорошо, хорошо, только езжай!

— Чего ты так торопишься? — усмехнулся извозчик. — На проспекте Витаутаса тоже есть немцы. Найдут.

Извозчик опустил перед пролетки. Шуля с матерью прижались к спинке сиденья, чтобы не было видно их лиц.

Когда они добрались до дома, в котором жил инженер Кубилюс, мать первая вошла в подъезд и позвонила. Дверь тут же отворилась. В дверях стоял высокий мужчина в светлом плаще и фетровой шляпе.

— Доброе утро, господин Кубилюс! — поздоровалась госпожа Вайс.

— Здравствуйте, — кратко ответил Кубилюс, приподняв край шляпы. — Вы ко мне, госпожа Вайс? — спросил, даже не приглашая их войти.

— Да, — вздохнула мать, — пришла просить убежища в вашем доме на несколько дней.

— Да, да… Но то, что вы просите, невозможно. Я на государственной службе. Охотно бы вам помог, но это связано теперь с большими трудностями. Может, вам нужны деньги? Я готов одолжить.

— Большое спасибо, — ответила мать, — деньги мне не нужны.

Она сбежала по ступенькам, чтобы инженер не увидел ее глаз, наполнившихся слезами.

— Мама, мама, где теперь будет наш дом?!

— Вернемся в свою квартиру, доченька.

И тут госпожа Вайс обнаружила, что в спешке она забыла захватить с собой деньги и в ее кошельке осталось лишь несколько литов.

Обратно, на улицу Мапу, возвращались пешком. Медленно поднялись по лестнице. Ноги Шули болят, голова как чугунная. Мать достает из сумочки ключ, но дверь оказывается открытой. Из гостиной слышится смех и беспорядочные звуки пианино. Кто-то барабанит по клавишам.

— Не ломай пианино, — раздается голос Уршулы, — лучше продадим его.

— Дура, кто у тебя сейчас купит пианино? — слышен грубый голос. Кому нужно, придет к жиду и заберет.

— Скорей, дочка, скорей, — потащила мать за собой Шулю, застывшую на месте от страха. Добежали до ворот и едва не столкнулись с мужчиной в рабочей одежде, который шел им навстречу и загородил проход.

— Прошу прощения, — обратился мужчина к матери Шули, — не вы будете супруга доктора Вайса?

— Нет, нет, — испуганно ответила госпожа Вайс, стараясь проскользнуть мимо.

— Пропали, — мелькнуло у Шули в голове, — наверно, Уршула поставила его в воротах, чтобы поймать нас. Шуля расплакалась.

— Чего ты плачешь, девочка? — с жалостью говорит мужчина. — Я к доктору Вайсу. Он ведь спас мою дочку, как раз твоего возраста. Если бы не доктор, кто знает, осталась ли бы она в живых. Я думал, сейчас, в такое время… может, смогу чем помочь.

Мать Шули смотрит на него: да ведь это плотник, который живет на окраине. Верно, Макс долго лечил его дочь.