– Все, иду уже! – крикнула Яна, натянула носки и поплелась в незашнурованных «берцах».
Ее ждали Росс и Димка.
– Иди, Цыпленок, а я покажу Яне, где чего.
Росс умел держать себя в руках. Он казался невозмутимым, лишь у бровей залегли вертикальные морщины – взгляд, как у профессора, продумывающего доказательство гипотезы. Так Яна представляла английских аристократов: высокий лоб, ясные широко распахнутые глаза, светло-каштановые волосы и красивые руки.
– Я ведь тебя знаю, Яна. Точнее, знаю твоего отца, Ивана Венина. Я приходил к вам поиграть в теннис и подумал еще, что обязательно надо с тобой познакомиться, – он усмехнулся. – Вот, сбылось. Правда, я не узнал тебя сразу.
Яна напрягла память, пытаясь вспомнить Росса, и не смогла. К отцу часто приходят чужие. К тому же она тогда была влюблена в Юрку, и остальные мужчины для нее не существовали. А зря! Полгода жизни потратила на урода, и замуж бы вышла, если бы не зомби-муви. Она сунула руку в карман и сжала коробочку с кольцом, вынула ее, раскрыла и хмыкнула:
– Еще бы, такое чучело, а на голове – гнездо вороны. У тебя расчески нет случайно?
– Все менты забрали, – пожаловался он.
Поднялись по лестнице на второй этаж, Росс все косился на кольцо, спрашивать не решался, думал, наверное, что это память о погибшем. Яна сказала сама:
– А я вот замуж собиралась. Мне предложение сделали. А потом из машины зомбям вышвырнули. Находясь в здравом уме и твердой памяти… Познакомиться хотел! Тогда у тебя не было шансов.
– А сейчас? – улыбнулся Росс, и в глазах его зажегся огонек.
В ответ Яна улыбнулась широко и открыто:
– Сейчас шансов нет ни у кого. Перед смертью не натрахаешься – раз, а два – ты весь в грязи и кровище.
Он рассмеялся, открыл один из кабинетов и щелкнул выключателем:
– Злая ты.
Суда по портрету Президента на стене и торжественности обстановки, не так давно в этом кабинете сидел какой-то начальник. Сейчас же стол красного дерева задвинули в угол, а поверх зеленого ковра постелили спальники. Четыре штуки. Значит, профессор пока поживет здесь же. Конференц-зал находился неподалеку, и оттуда тек густой бас генерала Баранникова.
– Устраивайся, я выключу свет.
– Да иди уже. Иди, чего смотришь?
– На всякий случай спокойной ночи.
Дождавшись, пока он уйдет, Яна стянула штаны и легла в одной майке. Едва она коснулась головой подушки, как веки сомкнулись. Разум же продолжал бодрствовать, раскручивать разные сценарии, лихорадочно думать, что же делать дальше. По ту сторону сомкнутых век мигали синие кнопки столиц.
По коридору бегали туда-сюда. Потом стали носиться толпами и вопить, но Яне к тому времени было уже все равно: размышления плавно перетекли в сон.
Проснулась она от того, что ее трясли. Открыла глаза: Росс. Вскочила. Заметалась по комнате, вспомнила, что не одета, принялась натягивать штаны, громко шлепнулась.
– Что случилось, Росс? Война, да? Все уже, надо бежать?
– Все нормально. К генералу кое-кого доставили, среди ночи дернули всех ученых и комсостав, они там интересные вещи говорят. Идем, послушаем.
Застегнув штаны, Яна похлопала себя по щекам, взглянула на Росса: морщины разгладились, глаза светились надеждой. Он протянул руку и повторил:
– Идем. А то всю жизнь проспишь. Когда ты еще поприсутствуешь на собрании, где решается судьба мира?
Все сидячие места конференц-зала были заняты, Яна оперлась о стену и зевнула, прикрыв рот ладонью. За директорским столом все так же восседал краснощекий Баранников и пыхтел трубкой, справа от него сидело четверо седых, коротко стриженных мужчин, в том числе профессор Гинзбург, слева – наверное, тоже четверо. Двоих крайних, а так же трибуну загораживали головы впереди стоящих. Речь держал один из «правых» – толстый дядька с бульдожьими щеками, в очках с толстыми стеклами и с сизым пористым носом. Он рассказывал о каком-то профессоре Астрахане, сгинувшем в Секторе, очень долго – о лентивирусах, по принципу которых действует биотин. Слава богу, генерал его заткнул и передал слово какому-то Алану Мансурову.