Дети Шахразады

Маша перевела взгляд на гадалку – такую же экзотичную, как и ее раковины. Были видны ее лицо и шея – наверное, она уже вышла из возраста, в котором скромные женщины закрывают себя целиком. Коричневое, как корица, морщинистое лицо было покрыто татуировкой – синие и зеленые узоры кружевом покрывали шею, подбородок и щеки, поднимались на прямой точеный нос, вились между черненых сурьмой бровей. Широкие ноздри были проколоты и увиты многочисленными золотыми серьгами, бесконечные золотые цепочки переливались на впалой груди, как на новогодней елке, пальцы были сплошь покрыты массивными золотыми кольцами с блестящими разноцветными камнями. Словом – цыганский восточный изыск во всей красе.

Единственным, что никак не соответствовало стандартному облику цыганки, были глаза. Они ошеломляли. Пронзительно голубые, яркие, драгоценными сапфирами они сияли на темном лице и, обведенные черной сурьмой, казались неправдоподобно сказочными, завораживающими. Контраст темной, почти черной кожи и светлых глаз был такой, что казалось, словно глаза покрыты бельмами, слепые, как у римских статуй. Жуткое ощущение! Машка тут же вспомнила взгляд Салмы, матери Хоснии, когда та выбегала из дверей банка, – тот же бьющий током пронзительный взгляд светло-голубых глаз на темном лице.

Гадалка вонзила свой магический взор в подошедшую парочку, внимательно осмотрела смазливого парня, свободно присевшего перед ней, а потом – рыжеволосую красотку, поежившуюся под ее взглядом. На руках обоих – обручальные кольца, значит – супружеская пара. У парня на левом мизинце необычное кольцо, украшенное полосатым «джазом», очень интересно, откуда оно? Оно явно арабского происхождения. Парень – араб? Непохоже, держится по-европейски, но внешностью египтянин. Девушка – явно русская, но цепочка на груди такая странная, такая знакомая, с арабской надписью… Где-то я такую видела, хотя девушка незнакомая?.. Ну хорошо, нужно работать. Интересно, почему они подошли – из простого любопытства или на самом деле есть проблемы? Что они хотят знать?

Гадалка привычным движением собрала топорщащиеся раковины в невысокую горку, подкинула их, и они упали на песок в корзине, цепляясь длинными отростками и образуя причудливый рисунок. Машка залюбовалась радужными переливами перламутра, но неожиданно низкий, хрипловатый голос вернул ее к действительности:

– Брось монету на раковины! – Старуха довольно сносно говорила на иврите, только жесткие горловые звуки выдавали арабский акцент.

– Монету? – Маша оглянулась на спутника. – У меня нет денег!

Давид растерялся, пошарил в набрюшной сумке и вытащил стошекелевую купюру. Глаза гадалки жадно загорелись, но она отрицательно качнула головой, покрытой черным платком:

– Нужна монета.

– Ну так дай нам какую-нибудь монету, а я потом заплачу тебе! – Давид повертел перед ее глазами шуршащей бумажкой.

– Нет! Иначе не сработает! Нужна ее монета, из ее рук! – настаивала гадалка, хотя у нее слюнки текли при виде лакомого кусочка. Но она была честной гадалкой и не могла нарушить вековой ритуал.

– Но у меня действительно ничего нет! – Машка оглядела свое голое тело, лишь частично прикрытое купальником, и вспомнила Зощенковскую «Баню» – «кругом живот да ноги». Что тут поделаешь?.. Руки ее, бесцельно блуждающие по груди, натолкнулись на старинную золотую цепочку, которую она привыкла считать частью собственного тела. – Вот! Единственная монета! Подходит?

Старуха протянула руку, но девушка быстро отпрыгнула:

– Нет! Только для гадания! Я не отдам ее тебе!

– Да! Монета только для раковины! Мы расплатимся бумажными деньгами, – тут же вступился Давид, повторив фразу по-арабски, чтобы старуха поняла до конца и не устроила потом скандал. Это было не безопасно.

– Кайс! – подтвердила гадалка, как-то странно взглянув на арабского еврея, и продолжила: – Давай монету. Бросай на раковины! С цепочкой тоже сойдет!

Машка, помедлив, вопросительно взглянула на супруга, и, получив его одобрение, сняла с шеи цепочку и, свернув ее в кольцо, бросила внутрь корзины, в полной уверенности, что семейную реликвию она видит в последний раз в жизни.

Цепочка, развернувшись и блеснув на солнце, змейкой упала на песок, а тяжелая старинная монета попала в большую розовую раковину, прямо в ее середину, казалось, облитую блестящим атласом. Старуха, очень довольная, живо подхватила выбранную таким образом раковину, огладила ее, что-то зашептала внутрь, как будто спрашивала, потом приложила к уху – точь-в-точь, как мобильный телефон. Послушала, опять спросила, и опять приложила к морщинистому уху, которое специально выпростала из-под платка. Послушала, и недоумение вдруг разлилось по старому лицу. Подозрительно поглядела на рыжеволосую хозяйку монеты, потом с сомнением – на раковину, и опять поднесла к коричневому уху первобытный мобильник.

– Что? – не выдержал Давид. – Что она говорит?

– Раковина говорит, – сама себе не веря, медленно выговорила ворожея, – что у владелицы монеты родится потомок султана и пророка! И что он уже в пути!

Немая сцена.