Дети Шахразады

А потом Хосния увидела егона летней практике в музее бедуинской культуры. Центр по сбережению исчезающей культуры коренных жителей пустыни Негев, кочевников-бедуинов, располагался в небольшом, искусственно посаженном лесу недалеко от Беер-Шевы и ее родного бедуинского города Рахата.

Среди небольших современных зданий маленького этнографического музея была разбита настоящая показательная палатка со всей домашней утварью, а на выходные к ней приводили нескольких смирных осликов и верблюда, чтобы дети, посещающие музей, могли покататься и почувствовать себя настоящими кочевниками. Как и всякий этнографический музей, центр занимался научной работой, и многие студенты университета проходили там летнюю практику, зарабатывая трудовую копейку и зачетные баллы за летний семестр.

Хосния любила бывать в этой палатке, она напоминала ей допотопное жилище бабушки и дедушки, стоящее посередине обширного двора великолепной современной виллы ее отца. Закончив научную работу в самом музее, Хосния приходила сюда, как к себе домой, — прибраться, правильно поставить разбросанные посетителями вещи, поправить тяжелый брезент, покрывающий выделанные из верблюжьей шерсти стенки палатки, подмести…

Вот и сейчас она выбивала шерстяные половики, вытащенные для проветривания, размахнулась палкой… и услышала сзади придушенное «Ох!». Она оглянулась… и увидела отскочившего Омара Шерифа — она узнала его мгновенно, он был точно такой же, как в фильме: высокий, мускулистый, феноменально красивый, узкие бедра обтянуты джинсами, бугры мускулов играют под клетчатой ковбойской рубашкой с расстегнутым воротником. И он так же посмотрел на нее, внимательно и чуть улыбнувшись, как в фильме. Удлиненное худощавое лицо с черными бархатными усами вытянулось еще больше, а насмешливые агатовые глаза над чуть выступающими скулами стали круглыми, когда она, ахнув от изумления, бросила на землю палку и стремглав убежала за палатку — прийти в себя.

Она ни на секунду не усомнилась, что это он, настоящий он, хотя прошло много долгих лет с тех пор, как снимались те фильмы, и душка-ковбой должен был давно состариться. Нет! Он не мог стариться! Киногерои не старятся, они остаются навечно молодыми и красивыми и приезжают к влюбленным в них девушкам, и увозят на белом коне в свое прекрасное далеко. Она верила в это, мечтала об этом, была уверена, что ее мечта сбудется так же, как всегда исполнялись все ее желания, и вот — он приехал!

Когда она опомнилась и осмелилась выглянуть из-за черного брезента, покрывающего невысокую палатку, вытоптанная площадка между соснами была пуста. Только валялась отброшенная палка и висел, раскачиваясь на ветке дерева, небольшой пыльный половичок. Может, егои не было вовсе? Может, ей почудилось? Она вышла на утоптанную площадку и оглянулась по сторонам. Пусто и тихо. Никого. Но остался слабый сладкий запах дорогого заграничного одеколона — его запах. Значит, ей не почудилось. Значит, он был, посмотрел на нее и сбежал! Сбежал, вместо того, чтобы настигнуть прекрасную беглянку и похитить ее, как всегда делал в фильмах! Она подняла брошенную палку и хлестнула по ни в чем не повинному половичку так, что тот развалился на части. И поделом.

Она пошла в чулан — взять новый и, пока рылась среди пыльных тряпок, выбирая нужный по размеру, услышала голоса. Кто-то стоял у самого входа в длинный беленый сарай, именуемый в музее запасником. Говорили по-английски, причем приглушенный страстный шепот с ивритским акцентом принадлежал женщине, а прекрасная английская речь с нехарактерными для английского певучими интонациями была мужской. Хосния тихонько вытянула шею, подглядывая и подслушивая, и убедилась, что эта стерва, руководительница проекта Рахиль, бесстыдно соблазняет ее собственного Омара Шерифа.

Хосния видела, как голые костлявые руки обняли стройный торс ее кумира, как полуголое тощее тело прижалось к ее красавцу, как накрашенные яркой помадой губы бесстыдно тянутся к умопомрачительным усам. А он — истинный джентльмен! — не оттолкнул наглую зарвавшуюся старуху, а нежно обнял и поцеловал, нашептывая на ушко те слова, которые приготовил для нее, для его Хоснии!

Этого Хосния не могла пережить. Как фурия она выскочила из пыльных половиков, сильными руками, привыкшими доить овец и отжимать сыры, толкнула старую ведьму так, что та отлетела на полметра и шмякнулась на груду каких-то тряпок, и пулей вылетела на свет божий. Завывая от злости, нырнула в спасительную кабинку женского туалета и там выплакалась всласть, поклявшись себе, что ни в жизни не ответит на ласки этого ловеласа, этого изменщика-киногероя, даже когда он придет свататься к ее отцу. Никогда! Она покажет ему!