— Оценщик показал мне, что естественная форма камня не изменена, оправа подогнана под его форму, — продолжал рассказывать Давид, виляя в потоке машин. — Он говорит, что камень исключительной чистоты и без единого изъяна. Он очень удивился, что такой старинный алмаз дожил до наших дней без сколов и трещин. Видимо, его берегли. Поистине, у него счастливая судьба!.. — Давид резко тормознул, чуть не шлепнувшись носом в руль. — С ума они, что ли, спятили! — не выдержал закаленный лихим тель-авивским движением водитель. — Вроде только что пустая дорога была, а теперь сбились в кучу вокруг нас, как намагниченные!..
Он злобно оглянулся по сторонам, заметил вытянутые шеи едущих рядом и рассматривающих волшебное сияние в руках жены, и проворчал:
— Спрячь-ка его подальше! Вишь, уставились!..
— Ну и что ты будешь делать дальше? — спросила жена, со вздохом убирая кольцо в мешочек, а мешочек — обратно в природный сейф. — Расскажешь все Салме?
— Это моя обязанность, — пожал плечами муж. — Она просила меня оценить, я это сделал.
— Она просила тебя продать кольцо. И назвала свою цену. Оценил ты по собственной инициативе. И выяснил, что цена, которую она назвала, грошовая.
Давид почесал затылок:
— Если быть до конца честным, то я должен ей объяснить, что она отдает свою вещь за бесценок. Но, с другой стороны, как покупатель, я не обязан растолковывать торговцу, что он ошибся в стоимости товара…
— Как покупатель? — заметно оживилась жена. Рыжая, изломанная домиком бровь непроизвольно дернулась, выражая живейшую заинтересованность.
— У нас есть пятьдесят тысяч шекелей? — в свою очередь изумился министр домашних финансов. — Не скажешь ли — где, дорогая?
— А может — взять ссуду? — неуверенно заскулила Машка. — Кольцо ведь стоит того…
— Стоить-то стоит, да вот что ты с ним будешь делать? Носить на работу? В магазин? На рынок?.. Нет, милая моя, такие вещи держат в банках в закрытых сейфах. А выплачивать ссуду с бешеными процентами за вещь, которая мертвым грузом лежит в сейфе, за который, кстати, тоже нужно платить — это, по-твоему, разумно?
Милая только вздохнула. Домашний оракул, как всегда, был прав.
— Кроме этого, насколько мне известно, кое-кто хочет учиться вождению автомобиля — ты думаешь, что это бесплатно? Кроме этого, твоей матушке нужны новые очки. Это тоже не малая сумма, сама знаешь. Так что антиквариат мы купим попозже, если ты не возражаешь, дорогая? — Изысканная вежливость супруга означала, что о кольце можно забыть.
Что ж, он прав. Как говорил Герман в «Пиковой даме»: «Я не рискую необходимым в надежде приобрести излишнее». А жаль!..
— Но! — прибавил чуткий супруг, зная по опыту, как опасно отбирать у женщины соблазнившую ее вещь и ничего не предоставлять взамен. — Нам за труды праведные полагается компенсация! Ты не возражаешь против обеда в «Аладдине» в старом Яффо? А? На террасе с видом на море?
— Подлиза, — констатировала удовлетворенная супруга и милостиво разрешила: — Вези!
Небольшое уютное кафе, расположившееся в старом арабском домике, чудом держащимся на скалистом обрыве над морем, было оформлено в турецком стиле. Под невысоким куполом красными и синими огнями светились лампады, на беленых стенах — бирюзовые изразцы, ниши в стенах отделаны темным старым деревом, в углу — высокие, поблескивающие стеклом и серебром кальяны, низкие круглые столики с вышитыми скатертями. Маша подумала, что, наверное, именно так выглядели постоялые дворы в Оттоманской империи, и поэтому совершенно не удивилась, когда на стареньком вытертом диванчике увидела черноусого Омара Шерифа собственной персоной — красавца киногероя, заветную мечту всех девушек от Америки до Ближнего Востока. Может быть, и Дальнего, если туда дошли ковбойские фильмы с умопомрачительными душками-разбойниками.
Омар Шериф сидел напротив входа и пил красный прозрачный напиток, который так любят египтяне, — «каркаде». Машка срезу увидела, что это «каркаде», потому что дорогой супруг тоже любил этот кисло-сладкий чай и часто покупал в магазине засушенные цветки, похожие на плоды шиповника. Машка ленилась проговаривать трудное название и называла напиток просто «крокодил». Никто не возражал.
При виде новых посетителей голливудский киногерой повел себя странно. Он отставил стаканчик с вишневой жидкостью, издал хриплый горловой звук, всплеснул руками, как будто собирался сплясать гопака, приподнялся с дивана и начал в восхищении тараторить по-арабски, явно обращаясь к вошедшей паре. Официанты с блестящими подносами как стояли, так и застыли в своем углу.
Семья Нир закоченела у входа. Поведение киногероя явно не соответствовало европейским стандартам. Но, может быть, это так принято в Голливуде?
Первым очнулся Давид:
— Господи, — выдохнул он на иврите, — это же Ружди, мой египетский друг! Неужели нашелся!