Дети Шахразады

— Выходит, мы все — дети знаменитого халифа? Может быть — дети Шахразады? Давид — прямой потомок, а мы с тобой, Ружди, — косвенные, не зря же нам дали монеты из ее дома.

— Очень может быть, — благосклонно согласился потомок великой сказительницы. — Хотя, по преданию, Шахразада рассказывала сказки царю Шахрияру, а не великому халифу. Не путайте, пожалуйста, вымышленного Шахрияра со знаменитым и реально жившим Гаруном аль-Рашидом. Кстати, имя Шахрияр, может быть, не имя, а титул или псевдоним, потому что «Шах» — это шах, царь, а «Рияр» — райский сад. То есть царя звали «Султан рая», что-то в этом роде, вымышленное имя.

— Кстати, а были ли у нее дети вообще? — вдруг заинтересовался пра-пра-правнук халифа. — Все-таки документально зафиксированы тысяча и одна ночь, которые царь провел с ней вместе. Это сколько же лет? — Банкир быстренько считал в уме. — Это ж больше двух лет!.. Два и семь десятых года! Не только же сказками развлекались, а? — Он вопросительно посмотрел на окружающих, ожидая подтверждения.

— Не только, — со знанием дела подтвердил разбойник-бедуин. — Тем паче, что закон запрещает мужчине воздержание. Помните? Шахрияр сначала возлежал с несравненной Шахразадой, кстати, в присутствии ее младшей сестры, а уж потом, удовлетворенный, наслаждался восхитительными рассказами. Соловья баснями не кормят, мои дорогие дамы! — Мужчины многозначительно посмотрели на современных Шахразад, а бабушка хихикнула. — Так что дети, конечно, были и у царя Шахрияра, и у Абассийского халифа, чему ты, мой милый, наглядное подтверждение.

— Погодите! Раковины сказали — потомок Пророка, то есть Мухаммеда, я правильно понимаю? А при чем тут Пророк? — вспомнила Маша и почесала в рыжей голове. По марксизму-ленинизму она имела пятерку, а вот ислам в школе не проходили…

— Это как раз просто, — охотно объяснил профессор Халед, — Гарун аль-Рашид принадлежал к династии Аббасидов, второй после Омейядов династии арабских халифов. Они же, в свою очередь, происходили от Аббаса ибн Абд аль-Мутталиба, дяди Мухаммеда. Это — прямое родство. Так что кровь Пророка налицо.

— Раковины всегда все знают, — кивала головой мудрая бабушка.

Обратно вернулись, разумеется, на современнейшем профессорском «мерседесе» — с кондиционером, подушками, баром и прочими элементарными удобствами. — Вы что — с ума сошли? — возмущался житель пустыни — Так рисковать на верблюжьей тропе?! Только отчаянные пацаны соглашаются проводить караван над сумасшедшей пропастью! Вы что, всерьез думаете, что те сто пятьдесят человек, что живут здесь постоянно, общаются с внешним миром через это ущелье Шайтана?..

Оказалось, что по другую сторону неприступной скалы, в которой была вырублена смертельная тропа, шло вполне сносное асфальтированное шоссе — узкое, извилистое и разбитое, но вполне пригодное даже для небольшого грузовичка, на котором бедуины привозили еду в стойбище и отвозили на базар выловленную рыбу и женские поделки.

Вернулись, они приняли душ и тут же прилегли на зеленом газончике перед коттеджем — отдохнуть от удивительных приключений и переварить в тишине и спокойствии сногсшибательную информацию, ливнем обрушившуюся на беззащитные неподготовленные головы.

Давид лежал на белом пластиковом шезлонге, глядел в синее, темнеющее небо с выступающими на нем мелкими капельками звезд, машинально поглаживал опаловое кольцо и думал, что он — потомок грозного халифа. Как странно. Как удивительно нести в себе эту информацию. Но — какую? Что мы знаем о нашем прошлом, о наших прадедах, об их характере, привычках, пороках, черт возьми? А ведь из этого происходят и наши характеры и свойства, а значит — наша жизнь и судьба, которую мы сами строим. Кто они — наши предки? Какую информацию от них мы передаем своим потомкам? Давид никогда не задумывался об этом, но теперь вся жизнь вдруг приобрела совсем другой смысл. И он не знал — какой, и как он будет жить дальше… Мелькнула мысль, что надо бы проделать генетические тесты, как-нибудь постараться подтвердить свое происхождение. Но важно ли это? Даже если окажется, что все эти Шахразадские сказки — просто выдумка озорника-профессора, все равно, я — человек, ответственный за ту информацию, которую передам потомкам. Господи, неужели уже можно говорить о потомках? Неужели я буду отцом?..

Он посмотрел на соседний шезлонг, где, по-кошачьи свернувшись в клубочек, задремала уставшая Маша. Медные кудри, отливающие красным в багровых лучах заката, прикрывают острые плечи, худые ноги согнуты в коленях, между ними просвечивает узкая полоска травы. Плоский тощий живот мерно вздымается и опадает при дыхании, длинные узкие руки прикрывают крошечную грудь. Неужели там, внутри, в такой знакомой и домашней Маше, живет кто-то еще? Кто-то маленький и неведомый, пугающий своей неизвестностью.