Дети Шини

— Как можно такое писать? Это враньё! — Настя задыхалась от возмущения. — Он же понятия не имеет, кто такие шинигами. Многие из них очень добрые и помогают людям.

— А то, что он пишет, что Кристина умерла, тебя не смущает? Маразм какой-то.

— Ты лучше комментарии почитай, — Настя бледнела на глазах.

«Кристина накажет этих уродов с того света. Теперь она не даст им житья».

«Какая чудесная девушка! Скорбим! Пусть земля ей будет пухом. А всем тварям с фотографий — гореть в аду во веки вечные».

«Призвать к ответу родителей, за воспитание таких подонков».

«Проклятые злобные твари, дети шинигами и Лилит. Это не дети. Это демоны, принимающие обличие невинности. Мир стоит на пороге апокалипсиса».

— Тоня, — Сёмина уже почти плакала. — Мне страшно. Мне очень-очень страшно.

Она обхватила себя руками и принялась раскачиваться из стороны в сторону.

— Забей, — строго сказала я, собрав всё своё мужество. — Это просто Интернет. Там они всегда плюются ядом, потому что тупые, слабые и ненавидят весь свет.

— Но они же взрослые люди и пишут такое.

— Мы точно так же ничего не знаем про них, как и они про нас.

Но она упорно твердила, что дальше будет хуже. Так уверенно, что даже мой привязанный к сердцу камень зашевелился.

И мы пошли домой. Пришлось проводить её до подъезда, чтобы она по дороге окончательно не расклеилась.

Тем не менее, Настя как в воду глядела. Общественная реакция на ролик разрасталась в геометрической прогрессии. Пожар разгорался.

«Люди, если вы знаете ублюдков, объединяемся. Мы должны отомстить за нашу Кристину!».

«Бездушные мрази, гниды. Сдохните!».

«Вот оно — подрастающее поколение во всей своей красе. Полная бездуховность. В голове только наркотики и секс».

«Кто-нибудь знает, где они живут? Можно устроить аварию или пожар. Могу научить, как сделать так, что легко сойдет за несчастный случай».

Ещё много чего непечатного, несправедливого и просто обидного было там про нас.

За какие-то два три дня истерия достигла таких масштабов, что аж Маркова пробило. При этом он тоже почему-то звонил именно мне и считал, что высказывать своё недовольство — это как бы в порядке вещей.

А в воскресенье вечером снова зашел Якушин. Неожиданно зашел, без предупреждения. Родители были дома, он очень вежливо поздоровался, но проходить не стал. Вместо этого вытащил меня на лестничную клетку для разговора.

— Я хоть и редко с социальные сети вылезаю, но уже и до меня докатилось. По-моему, это как-то всё чересчур.

— А что мы можем сделать? Сёмина на одном форуме попыталась заявить, что всё это неправда, но её там такой грязью облили, что стало ещё хуже, — я села на ступеньки, он опустился рядом.

— Но как так может быть? Это же всё выдумка: шинигами какие-то, мир перед лицом катастрофы, смерть Кристины, — Якушин недоуменно пожимал плечами.

— Да, потому что позерка эта твоя Кристина. — За это время во мне скопилась большущая обида на Ворожцову и в особенности на Линор.

Теперь я уже отказывалась считать её жертвой. Она хотела, чтобы так получилось, и отлично знала, что делает.

— Оказывается, Ворожцова всё же общалась с нами под черным ником, и никто не знал, что этот персонаж Кристина. Долго общалась. Со мной почти два года. Впрочем, я и раньше знала, что кругом одни предатели.

Мне всё время приходилось тупо смотреть прямо перед собой: на темное вечернее окно, на серый камень лестницы, на неровные шашечки половой плитки, потому что поверни я голову, и лицо Якушина оказалось бы слишком близко.

— Ты же ей тоже личное рассказывал.

Он коротко кивнул.

— Ну, да. Мне казалось, она меня понимала.

— Ничего не понимала. Специально искала такие темы, как всё кругом плохо, чтобы жалеть себя ещё больше. Типа «никто никому не нужен», «мифическое счастье», «путь бесконечных страданий». Ну, что это?

— Ты преувеличиваешь.

— А ты её выгораживаешь.

— Это совсем не в стиле Кристины. Она чудачка, но всегда была очень доброй и умной и не могла так поступить.

— Самая подстава всегда от тех, кому доверяешь.

Якушин достал сигарету, потом вспомнил, что в подъезде курить нельзя, и убрал пачку обратно. Но пока он это проделывал, я всё же осторожно взглянула на него, заметила серьёзный задумчивый взгляд, тонкий белый шрам над левой бровью, коротко выстриженный висок и быстро отвела глаза.

— Хуже всего, когда не понимаешь за что, — сказала я.

— Хуже всего, когда ничего не исправишь, — сказал он.

Но тут из квартиры вышла мама и, по всем правилам делового этикета, предложила нам чай или кофе. И мы сразу разошлись, так ни к чему и не придя.

Единственным, особо непарящимся по этому поводу человеком, оказался Амелин, который с чего-то вдруг решил, что после того нашего визита, мы теперь стали закадычными друзьями.

Он постоянно писал: «Привет. Как дела?» и «Какие новости?». А в ответ на ссылку про Детей шинигами присылал мне «This is Halloween» Мэнсона. Я спросила, при чем тут Мэнсон, и он стал умничать, что тексты в песнях всегда что-нибудь значат, но перевод в Интернете иногда полностью убивает настоящий смысл.