Дети Сицилии

«У блох больших есть блохи меньше, у малых блох — еще поменьше, и это без конца.»

Его взгляд скользнул по испачканной розовой подушке. Придется отдать ее в ремонт. И купить новые драпировки…

Днем Джон Гольдофин сидел на террасе, глядя, как под октябрьским солнцем клонятся к земле пышные белые розы. Маленький Марио появился так бесшумно, что Джон не сразу заметил его. Мальчик был в солдатской рабочей куртке, доходившей ему почти до пят. Он выжидательно улыбнулся:

— Себастьяно посадили в тюрьму.

— Да, — Джон тоже ответил улыбкой.

— И Джино посадили. Его повесят, — взгляд Марио был устремлен мимо Джона, туда, где скрывался невидимый отсюда салон. — Они повесят Джино из-за меня. Я сказал им, что он убил Розу, и они мне поверили.

— Ты очень хороший мальчик, — сказал Джон и, достав бумажник, извлек из него бумажку в тысячу лир. — Это тебе.

Мальчик посмотрел на ассигнацию, затем вскинул глаза на Джона.

— Нет. Я не возьму денег.

— Глупенький мальчик. Конечно, ты должен взять их. Маленький Марио вдруг подошел к мягкому креслу, стоявшему рядом с креслом Джона, и начал карабкаться на него. Взобравшись, он откинулся на голубые подушки и замурлыкал от удовольствия.

— Здесь прекрасно. Просто прекрасно!

Джон поерзал в своем кресле. Марио взглянул на него и застенчиво отвел глаза.

— Полиция поверила, когда я сказал, что видел, как Джино убил Розу. Но, может быть, я солгал. Может быть, я видел, как Розу убили вы. — Он достал из кармана окурок сигареты, снабженной личной монограммой Джона. — Может быть, вы запугивали меня и подкупили, чтобы я не говорил, что нашел эту сигарету возле трупа.

Внезапно он усмехнулся: на месте только сегодня выпавшего молочного зуба зияла дыра. Джон почувствовал знакомую слабость. Что это — перст судьбы? Заколдованный круг?

— Я могу спать в той комнате, где спал Себастьяно. — услышал Джон мечтательный голос. — Там есть большая-большая кровать. А моей матерью вы останетесь очень довольны. Я уверен, синьор. Она хорошо готовит спагетти…

И маленький Марио вытянулся в кресле.

Воля мальчика — воля ветра,
И мечты юности беспредельны.
Лонгфелло