Дети Смерти

Дэн блаженно растянулся на грязном полу безумного лабиринта Древних. В чреве механического магрута, вырастившего в себе других, из плоти и крови, тварей, которые утащили Ирда. «А я-то оказался посильнее тебя, — подумал унрит, вспоминая брошенный „капюшоном“ меч. — Эх, Мирилла, Мирилла. И Бигги, — мысленно добавил он. — Настоящий там, в Унре. Попивает харуту и… надеюсь, вспоминает обо мне». «Ничего. Я еще вернусь, Биг». «Конечно. И Игл. Игл тоже будет рад». «Отстань ты со своим Иглом, — возмутился унрит. — Чуть что: Игл, Игл. Плевать я хотел на Игла. Я тебя хочу видеть. Те-бя».

Унрит резко повернулся и охнул, ударившись об одну из протянутых вдоль стен металлических хисс. «Ах, чтоб вас..!» Комната исчезла. Вокруг была непроглядная тьма. Перед глазами унрита поплыли знакомые ему серебристые круги. «Ночная слепота. П-прекрасно, Дэн».

Без факела он погиб.

Впрочем, будь здесь хоть тысяча факелов, хоть сам Таир с его ослепительным светом, он все равно скорее всего погиб. Чуть раньше, чуть позже — не все ли равно?

«Нет, Дэн, нет, — попытался он уговорить самого себя. — Выход не так далеко. Ты можешь попробовать его найти». «А уартор? Без Ирда он бесполезен. Ты что ж, забыл про невидимую смерть?» «Значит, надо искать Ирда». «Где?» «Я помню. Я нажимал магический знак». «А магруты, Дэн, там ведь полно…»

— Они могут быть и здесь, — прошептал унрит.

«Не могут быть, — поправился Дэн, — а здесь. Иначе откуда мог появиться Биг?»

Мысль о возможном присутствии (рядом, в каких-либо двух шагах) мерзости, которая заставляет видеть фрокк знает что, подхлестнула унрита. «Я даже не знаю, как она выглядит. Но уж лучше умереть в бою, чем… чем кормить этих гадов задарма», — подумал он, невольно содрогаясь от мысли, что могли сделать там, внизу, с Ирдом. «Факел. Надо найти факел».

И Дэн начал шарить в кромешной темноте. Дрожащие от слабости (о! как он ненавидел сейчас эту дрожь) руки не слушались его. Пальцы то и дело натыкались на безразличных ко всему металлических хисс. На полу, прямо перед собой он нащупал что-то вязкое, запахом своим напоминающее человеческую кровь.

«Моя?»

«Чья?»

Тотчас к горлу подступила неистребимая тошнота.

«Эх-хе-хе! Кого растим?»

«Не надо, отец».

«Ты убил меня».

«Я… я?! О, нет!»

Шатало от слабости.

Унрит тряхнул головой, отгоняя непрошенные воспоминания. Сейчас (да и там, в Унре) они только мешали ему, ослабляя привыкшее к постоянному ожиданию смерти тело. Разъедая, как ржавчина, привыкший к постоянному насилию над жизнью дух. Его вырвало, но он тут же забыл бы об этом, если бы не природная брезгливость, заставившая унрита шарить во тьме с особой осторожностью, чтобы не измазаться в тошнотворной жидкости, которую выдавила из себя почти чужая ему человеческая плоть.

Факела он не нашел. Зато, ткнувшись ладонью во что-то холодное и липкое от крови, быстро определил, что под рукой у него крестообразный примитивный эфес мораннского меча. Того самого, которым он швырнул в мнимого Бигги.

«Мнимого, Дэн».

«Но тогда чья же это кровь?» — похолодел унрит.

Рука Дэна осторожно скользнула вдоль острого лезвия и очень скоро нащупала лежащее на полу тело. Удар мечом пришелся чуть ниже сердца. На убитом (или раненом?) была унритская куртка. Под ней остро пахнущая потом и кровью рубаха. Под ней — такой же, как у Дэна, уартор. «Кер?» Человек лежал на боку, разбросав в стороны похолодевшие руки. «Нет, не Кер», — подумал унрит.

Дэн склонился к груди лежащего и затаил дыхание.

Человек был мертв.

«О, Великие боги! Вы не позволите, чтобы я…»

«Убив не по своей воле отца, оказался убийцей…»

— Друга, — в ужасе прошептал Дэн.

Он еще надеялся, хотя интуиция подсказывала ему — чуда не произойдет. Пальцы унрита (он едва ощущал их) коснулись лица убитого. Дэн нащупал складку губ. Мясистый с горбинкой нос («Нет, нет. Это не он»), затем коснулся левого уха. Рука скользнула к правому.

Правого уха у убитого не было.

Вместо него — отвратительный нарост. Ошибиться было невозможно.

— Бигги! — с безумным шепотом, который казался страшнее крика, отшатнулся от распростертого на полу тела унрит.

Он пребольно стукнулся головой о низкий потолок, но боли не чувствовал. Сгусток пыли, сорвавшись с грязного потолка, забился ему в ноздри — он невольно вдохнул, и:

— А-а-а-пчхи!

Нет!

— Пчхи!

Дэн чихал и плакал. Плакал и смеялся. Он упал на пол и — откуда только силы взялись? — бился об пол, о стены, о металлических хисс, как выброшенная на берег рыба, моля о том, чтобы боль, которую он причинял и без того израненному телу, скорее убила его.

Между тем дверь «ловушки» в очередной раз бесшумно скрылась в стене, и узкий проход озарился тусклым светом мерцающих в глубине «ловушки» нотасов. Свет показался унриту ослепительным. Во мгновение ока его обезумевший взгляд охватил всю картину пиршества Унры. Обгорелые тела Кера и Тора. Измазанное кровью и оттого кажущееся еще более удивленным лицо Малыша. Его собственные окровавленные ладони. «О! Светлей…»

Крик замер у Дэна в груди.

Кошмар не кончился. Он только начинался.