Мы едем к главному входу в открытом «бентли» Рикарда, он сам сидит за рулём, и по пути мне вдруг ни с того ни с сего приходит в голову мысль спросить Рикарда, а не помнит ли он с детских времён фамилию «Чёрного Хенрика», и Рикард отвечает, что прекрасно помнит, у Хенрика хорошая датская фамилия Бордерруд. Он, должно быть, замечает, что информация эта производит сильное впечатление на нас с Тильте, потому что добавляет, что не стоит строго судить Хенрика, он всегда был славным парнем, просто ему не всегда везло. Рикард помнит всякие ужасные истории про его мать, да вот и сегодня, например, когда Хенрику надо было что-то проверить в туннеле, он с огромным трудом туда попал, оказалось, что там ужасно скользко. Хенрик сказал, что вроде бы кто-то залил весь туннель жидким хозяйственным мылом.
Тут Тильте прерывает его.
— Рикард, — переспрашивает она, — я правильно поняла, жидким хозяйственным мылом?
Да, Рикард подтверждает, что так и есть, добавляя при этом, что, конечно же, трудно представить себе, как можно залить мылом четырехсотметровый туннель, но утверждение Хенрика говорит об особенностях его характера — у него частенько возникают подозрения, что кто-то его преследует. Рикард никогда не видел его гороскопа, но всё свидетельствует о том, что у него Нептун в асценденте и Луна в двенадцатом доме.
Хотя времени у нас немного, мы с Тильте вылезаем из машины и какое-то время стоим молча.
— Вот так мама с папой и собирались спустить ящик, — говорит Тильте. — Он должен съехать по мылу.
Чтобы вы смогли вникнуть в технические детали, я вынужден честно и откровенно рассказать об изучении духовного воздействия хозяйственного мыла в нашей семье и в связи с этим о заговоре Кая Молестера и Якоба Бордурио, заговоре, из-за которого мне пришлось проделать большую внутреннюю работу, чтобы простить их, и при этом я не вполне уверен, что мне это удалось. Я вынужден вернуться к тому воскресному утру, когда граф Рикард Три Льва за чашкой кофе на кухне нашего дома рассказывал о том, как он впервые курил героин.
Обычно никто из нас не расспрашивает Рикарда о его весёлой молодости, и причина в том, что у него, стоит ему разговориться, в глазах сразу же зажигается огонёк восторга. Но в тот раз мы не стали его останавливать, и он рассказал, как впервые курил героин с четырьмя хорошими друзьями в порту города Грено, теперь эти четверо составляют ядро и внутреннюю мандалу Ордена Кавалеров Голубого луча. Кроме героина они запаслись сотней литров солярки в пятнадцатилитровых канистрах, бумбоксом и «Искусством фуги» Баха — в подробном рассказе Рикарда были как-то замешаны ещё и его гномики. Потом приятели нашли пустой контейнер, покурили на солнышке героин, полностью разделись, вылили топливо в контейнер, включили Баха, и следующие четыре часа, по словам Рикарда, они пребывали в раю — плескались в солярке, наслаждаясь невесомостью.
На этом месте мы остановили Рикарда, но на меня его рассказ произвёл впечатление, особенно слова о невесомости. Тут как раз так случилось, что в приходском культурном центре укладывали новые полы, а потом их покрыли слоем жидкого хозяйственного мыла для защиты дерева. На следующий вечер мы с моим очень, очень хорошим другом Симоном, которого Тильте называет Симеоном Столпником, разлили по полу ещё пятьдесят литров мыла, сняли с себя всю одежду, и оказалось, что толстый слой мыла — это всё равно что солярка: никакого сопротивления, разбегаешься и бросаешься вперёд, и можно проехать метров двадцать как на воздушной подушке. Мы провели там всю ночь.
Когда следующем вечером мы снова пришли туда, Кай Молестер и Якоб Бордурио без нашего ведома позвали всех учеников с шестого по девятый класс на галерею. Мы зажгли свет и разделись, и я помню, что я разбежался и бросился на спину, выкрикивая имя Конни, а Симон громко повторял имя Сони, и смысл всего этого был в том, чтобы парить в невесомости, обратившись внутрь себя, в ту точку, где начинает приоткрываться дверь. Но проносясь по полу на спине, мы вдруг увидели нависшие над нами пятьдесят лиц, а среди них лица Сони и Конни.
На протяжении всей истории человечества подобные переживания заставляли людей отказываться от надежды на высшую справедливость и брать дело в свои руки. Вынужден признать, что мы с Симоном тут же нашли парочку свинцовых труб и загнали Якоба и Кая Молестера в дремучие леса, где они и провели несколько дней, не решаясь выйти к жилью человека. Но потом моё доброе сердце оттаяло, да и Тильте, поговорив со мной, уложила меня в гроб — не так, как обычно, крышку она не закрывала — нет, она массировала мне ноги и говорила о том, как важно уметь прощать, если хочешь достичь следующей стадии в духовном развитии.