Дети смотрителей слонов

— Мне надо поговорить с Марией, — заявляю я.

Где-то сбоку и сверху над мужем нависает Афина — хотя она и сняла высокие каблуки, шлем и парик, она всё равно на голову выше его.

Близнецы чувствуют вокруг себя какое-то непривычное напряжение.

— Папа, — говорит девочка, — он злой?

Андрик качает головой. Голос он ещё не обрёл.

Я обращаюсь прямо к Афине Палладе. Из соображений экономии времени следует избегать промежуточных инстанций, надо обращаться непосредственно к руководству.

— Вы позволите войти?

Она отрицательно качает головой.

— Ну что ж, — говорю я. — Тогда я вернусь через десять минут и войду без разрешения. И со мной будет шесть здоровенных полицейских и постановление судьи.

Они молча смотрят на меня. Потом отходят в сторону. Я захожу в квартиру.

Их квартира — старшая сестра той, что находится этажом выше. Всё сделано в том же стиле, но здесь больше места, длиннее терраса и как минимум на две комнаты больше. В одну из них меня заводит Афина Паллада и закрывает за нами дверь.

Это что-то вроде зимнего сада. Тут стоит уличная мебель, по стеклянному потолку тянется виноградная лоза с маленькими зелёными виноградинками, в центре — гранитная раковина с голеньким ангелочком и фонтаном, а снаружи открывается вид на гавань и остров Хольмен до Лангелинье.

— Мы сейчас живём в квартире над вами, я только что пришёл домой, кто-то похитил мою сестру Тильте, остались следы. Я уверен на сто процентов. Вы знаете что-то о тех людях, чей пароль я использовал. Мне надо знать, что именно.

— Мне нужно закурить, — говорит она.

Когда она достаёт из пачки сигарету, пальцы у неё нисколько не дрожат. Но это лишь потому, что она держит себя в руках.

— Каждый год жертвами пассивного курения становятся множество молодых людей, — сообщаю я.

Она зажигает сигарету, медленно и тщательно, выдыхая дым так, чтобы он не попадал на меня.

— Тебе это не повредит, — говорит она. — Я понаблюдала за тобой. Тебя может танк переехать — а тебе будет всё равно. Только танк пострадает. Сколько тебе лет?

— Двадцать один, — отвечаю я.

— Тогда это ещё как-то можно было бы объяснить. Но по виду тебе четырнадцать.

— Моё сердце молодо.

— Правда, что ты ударил Андрика?

— Он сделал мне больно.

Я поднимаю рукав футболки и показываю следы.

— Мне это понятно, — говорит она. — Иногда приходится давать сдачи. Меня семь раз судили за применение насилия к мужчинам. На работе удаётся как-то себя сдерживать. Хуже, когда я за рулём. Попадается какой-нибудь кретин, начинает сигналить как бешеный, когда ещё жёлтый не загорелся. Или кто-нибудь возьмёт и въедет сзади. Я совершенно выхожу из себя. Не могу с собою справиться. Выскакиваю из машины. Дёргаю дверь. Бью по башке. Мой отец был боксёром. Дома у нас направо и налево раздавали оплеухи. Это на всю жизнь остаётся. Но я никогда не бью детей.

Она затягивается. У людей бывают различные подходы к курению, большинство людей курит на автопилоте. Но не Афина Паллада, она всем телом впитывает наслаждение от каждой затяжки.

— Ты знаешь, что такое «Абакош»?

— Это бордель, — отвечаю я.

— Эксклюзивный бордель. У нас с Андриком есть ещё пять. Но этот — наш флагманский корабль. Тут всё построено на греческих мистериях. Клиентам всегда вкратце рассказывают про медитацию и самопогружение, это входит в программу. И мы принимаем людей любых религий. У нас много костюмов — как в театре. Монахи, монахини, гурии, ангелы, дакини, Дева Мария, богиня Кваннон, головные уборы епископов, лам. На любой вкус. В клиентах нет недостатка. И место хорошее. Рядом с Фолькетингом. Церковью Хольмен. Центральными отделениями банков, министерствами на Слотехольмене, юридическими конторами в центре города. Редакциями газет. Мы неплохо зарабатываем. И мы радуем людей, делаем их счастливыми. Андрик занимается женщинами. Треть клиентов — женщины.

Она тушит сигарету, медленно, и в этом её движении я вдруг чувствую ожесточённость.

— Оборотная сторона медали в том, что иногда, чёрт возьми, начинаешь выходить из себя. Я люблю Андрика. Но на три месяца в году я отправляю его на дачу в Тисвиле. Чтобы не видеть мужчин вне рабочего времени. Раз в две недели по выходным он приезжает навещать детей.

Она встречается со мной взглядом, пристально смотрит на меня, расстёгивает рубашку, достаёт из бюстгальтера грудь.

— Знаешь, сколько часов операций для этого потребовалось? Восемнадцать. Три операции, три имплантата в каждой груди. Они чертовски болят. Никому нельзя трогать, даже Андрику. Я плакала всякий раз, когда кормила близнецов, так больно было. Ты когда-нибудь раньше бывал в борделе?

Я отрицательно качаю головой.

Она поднимается с места. Внутри неё происходит что-то мне непонятное, что-то витает в воздухе, мы к чему-то приближаемся, я не знаю, к чему.