Дети Снеговика

— Вы сами не знаете, что делаете. Вносите сумбур туда, в чем ничего не смыслите. Еще навредите кому-нибудь. Или поможете Мэтти кому-нибудь навредить. Снова.

Элиза невозмутимо раскладывает на коленях массивную папку и начинает вытаскивать из нее листы. Взгляд ее по-прежнему прикован к Спенсеру.

— Мэтти, я порыскала утром в архивах и наткнулась на нечто странное; по времени это совпадает со смертью доктора. Не знаю, как это связано с тем, что вы ищете, и какое отношение к этому имеет ваш друг, но я подозреваю, что это может многое объяснить. Подозреваю, что пастор Франклин тоже так считает, хотя, признаться, меня озадачило его нежелание…

Тут Спенсер вскакивает на ноги и выхватывает у нее бумаги. Я отпрянул в ошеломлении. Элиза только чуть вздрогнула.

— Мне очень жаль, — продолжает она. — Мне правда очень жаль, пастор Франклин. Но на мой взгляд, у вас нет выбора. И я не понимаю, почему вы так сопротивляетесь.

— Так что он должен мне сказать? — спрашиваю я.

— Пошел ты…

— Скажите ему.

— Я лишь пытаюсь ее защитить, черт подери!

Он швыряет бумаги на стол, пряча лицо. Когда он поднимает на меня глаза, они горят в глазницах, как два нарождающихся черных солнца. Его тело не столько дрожит, сколько раскачивается на каблуках, сильно отклоняясь то назад, то вперед.

— Спенсер, где Тереза?

Он бухается на стул, безвольно уронив руки, словно я выпустил из него весь воздух, благодаря которому он мог держаться прямо.

Он знает. И всегда знал.

1977

Отец затащил меня в дом, обхватил за плечи и прижал к себе. Мать кричала в трубку, вызывая полицию. Я попытался освободить рот от его свитера и быстро заговорил:

— Пап, я думаю, если бы я мог поговорить с Терезой…

— Ш-ш-ш, — остановил он меня.

— Правда, пап. Я думаю, она что-то видела. Может, он вовсе не…

Наш двор взорвался сполохами огней. Первые три полицейские машины и знакомый красно-белый фургон бригады «Специального выпуска» подкатили одновременно, визжа гудками и сиренами. Все четыре колымаги «закренговались» перед дренажной канавой в торце нашего газона. Конвульсирующие огни «мигалок» и один слепяще-белый луч прожектора телевизионного фургона рыскали по окрестной территории. Боковая дверь фургона отъехала в сторону, и из него выпрыгнула Корал Кларк, выездной корреспондент «Специального выпуска». Волосы у нее были зачесаны на манер Фарры Фосетт,[74] белоснежная куртка, в которой она всегда появляется на экране, наглухо застегнута, воротник плотно облегал шею.

Корал Кларк с бригадой из двух операторов подошли к нашей двери первыми. Отец почему-то отступил назад, а меня понесло на улицу. Я был зачарован огнями, камерами и воркующим голосом Корал Кларк. Призраки отделялись от теней деревьев на нашей подъездной аллее и сползались ко мне. Это соседи, твердил я себе, но лиц рассмотреть не мог. Они спазматически перемещались в вихре огней. В воздухе повис микрофон и закачался у самых моих губ, словно жирная черная оса.

— Что? — переспросил я Корал Кларк, когда до меня дошло, что она задала мне вопрос.

— Не отвечай, — сказал первый офицер полиции, прорвавшийся сквозь кольцо телевизионщиков. Я не видел его лица, но его бейдж мерцал в свете огней, как у какого-нибудь мультяшного спасателя, который явился, чтобы вызволить меня из беды. На бейдже стояло его имя: сержант Росс. Он положил свою огромную руку мне на плечо и сказал: — Пойдем в дом, сынок. — Голос у него был густой и тягучий, как сироп.

Ни с того ни с сего я вдруг залился слезами, и моментально зажужжали камеры. Скорее всего, это были слезы паники. Я не знал, что делать и что говорить. Но чувствовал необходимость срочно сказать кому-нибудь правду. Я не хотел говорить это ни телевизионщикам, ни полисмену. Я думал, что меня посадят в тюрьму, что мисс Эйр и миссис Джапп возненавидят меня лютой ненавистью. Но больше всего я боялся, что мне никогда не разрешат увидеть Терезу.

— Ты видел его лицо? — снова спросила Корал Кларк.

Все еще находясь под гипнозом мерцающего бейджа сержанта Росса и красного от огней снега, я отрицательно покачал головой.

— Машину, — промямлил я, как только ледяной воздух прорвался в мои легкие. По моей задумке, синий «гремлин» проехал по дороге на Сидровое озеро. Он исчез за поворотом, мигнув тормозными огнями. — Она была ржавая. И синяя.

— А твой друг — Спенсер, кажется?

— Он мне помахал, — сказал я, думая о близнецах Кори — как в момент похищения они весело шагали за волосатым мужчиной. Потом я вообще перестал думать. Только в каком-то оцепенении поднял руку и помахал Детройту.

— Отлично! — воскликнул один из операторов.

— Заткнись, старик! — осадил его другой.