Дети Снеговика

После этого я услышал, что мать плачет, а потом, в течение нескольких блаженных секунд, не слышал ничего вообще, пока с улицы не донесся рев очередного взрыва активности. Я снова подкрался к окну и увидел доктора Дорети, который разгонял соседей, как голубей. На ресницах у него лежал иней, на лысой макушке плавились снежинки. «Эни-бени-лук-морковь, человечью чую кровь», — подумал я. Его оцепили полицейские, но путь ему они не преграждали. Я услышал, как отец чертыхнулся и побежал к парадной двери. Именно в этот момент меня заметил доктор Дорети. Он выставил указательный палец, нацелив его на меня, как ружье, и быстро взбежал по ступеням. Моей первой мыслью было юркнуть в шкаф. Но потом перед глазами всплыло лицо Терезы, застывшее в крике, и я, сам того не ожидая, вылетел из своей комнаты и помчался вниз, чтобы оказаться рядом с отцом, когда он откроет дверь.

Увидев меня, отец скорчил недовольную мину, но прогнать не прогнал. Он положил руку мне на плечо и развернулся таким образом, чтобы загородить собой проход, когда будет разговаривать с доктором через сетчатую дверь.

— Что ты хотел, Колин? — спросил он твердо.

— Отойди, Джо. Я пришел поговорить с твоим сыном, — с костяным скрипом выдавил из себя доктор.

— Все нормально, пап, — пролепетал я, чуть не плача.

Отец мельком взглянул на меня, пока доктор Дорети протискивался мимо него.

— Слезы тебе не помогут, — сказал доктор. — И если с ней что-то случилось, то, клянусь могилой ее матери, тебе уже ничто не поможет. Ничто. Ты понял? А теперь говори, где она?

Я вылупился на него в изумлении. Но прежде чем я успел что-либо сказать, он рухнул на колени, как марионеточный тролль с перерезанными нитями, и его конечности судорожно задергались.

— Где она? — проскулил он. — Она знала об этом — о тебе и Спенсере? Она тоже в этом участвовала? — Голова его наклонилась вперед, как будто он молился. — Что она знала?

Я представил себе Терезино лицо за моим окном, представил, как она выплывает из дома Фоксов навстречу поджидающему ее снежному вихрю.

— Понятия не имею, — сказал я. — Она знает, что со Спенсером все в порядке.

Тут ко мне подскочила мать и, пытаясь отпихнуть доктора коленом, повалила его на пол. Она вцепилась в меня обеими руками и завопила:

— Где она, Мэтти? — Слова искрами сыпались у нее изо рта. Она принялась меня трясти. — Как Тереза узнала, что со Спенсером все в порядке?

Я не мог говорить. Единственная мысль в голове — что матери скоро снова придется красить волосы. Наконец она перестала меня трясти, выпустила мои руки и принялась буравить меня взглядом глаза в глаза, пока между нами не установился контакт, — раньше она всегда так делала, чтобы я перестал плакать.

— Она приходила к моему окну, — сказал я. — Вчера вечером, совсем поздно. Мы просто хотели ее увидеть, мам. Ее так долго не было. Мы хотели убедиться, что с ней все в порядке. Я вышел на улицу и повел ее к Спенсеру…

— Куда повел? — переспросила мать. Я никогда не видел ее такой испуганной.

— В дом Фоксов. Спенсер прятался в доме Фоксов. Я повел Терезу с ним повидаться, но она почти ничего не говорила, а если и говорила, то какую-то бессмыслицу, и тогда мы отвели ее домой. — Ужас, охвативший меня в тот момент, был совершенно мне не знаком — он ледником расползался по спине, по рукам и ногам, по глазницам, пока не накрыл весь мир белым куполом.

— Она пропала, — промямлил доктор вяло, как будто этот ледник дополз и до него. Он все никак не мог принять сидячее положение на синевато-сером плиточном полу.

— Нет, нет! Мы расстались с ней у вас на заднем дворе. Мы проводили ее до самых дверей.

— В котором часу? — спросил сержант Росс, чье огромное туловище перекрывало дверной проем. Я даже не заметил, как он вошел.

— Не знаю, — сказал я. Мне становилось трудно проталкивать воздух сквозь зубы.

— Очередной твой закидон? — спросил доктор.

Мать в страхе отшатнулась.

— Кто ты, Мэтти Родс? — пробормотала она. Во всем этом было что-то странное.

— Но должна же она где-нибудь быть! — не выдержал я. — Может, в лесу. Или на школьном дворе. Она запросто могла пойти туда, если хотела побыть одна.

— Она оставила записку на кухонном столе. Там сказано: «В лесу у гномов». Тебе это ничего не говорит?

Ледник заполз в легкие.

— Она что-то такое говорила вчера ночью. Но я не знаю, что это значит. Может, она имела в виду лес за школой?

— Это вы во всем виноваты. Вы! — сказал доктор, поднявшись на ноги. К моему изумлению, он адресовал эти слова не мне, а моим родителям. — Вглядитесь хорошенько в своего сына. Спросите себя, как он до этого докатился. Чуть-чуть неконтролируемой зависти к чужим детям, неготовность дисциплинировать, этакая непроанализированная невосприимчивость к внешнему миру — смешайте все это, и получите блестящий образец ролевой модели в своем лице.

Мать стояла не шелохнувшись, но отец выступил вперед и положил ладонь на грудь доктора. Он казался хрупким и беспомощным, как постовые на перекрестках в центре Бирмингема, которых мы всегда игнорировали.