Дети Снеговика

Она начала с конца, с некоей Мэрибет, которая приехала из Торонто; потом представила Томаса, который перевелся из частной школы, потому что его семья слышала столько удивительного о нашей муниципальной; и наконец, улыбнувшись еще шире, она жестом указала на мальчика, сидевшего с Терезой, и возвестила:

— Последний, но никоим образом не худший, — Спенсер. Он из Ферндейла, и, кстати говоря, весьма талантлив.

— Мы знаем, что вы примете его более дружелюбно, чем можно было бы ожидать от ваших родителей, — присовокупила мисс Эйр.

Весь класс так и замер. Она вся кипела от ярости, и ее гнев был явно нацелен на миссис Джапп. Мы никогда еще не встречали человека, который не скрывал своей неприязни к миссис Джапп.

— Мисс Эйр, — проговорила директриса деловым тоном, — не могли бы вы на минутку выйти со мной в коридор?

— Карандаши! — велела нам мисс Эйр, проследовав за миссис Джапп к двери. — Бумагу! Когда я вернусь, мы проведем отборочный тест по математике.

За карандашами никто из нас не полез — никто даже не пошелохнулся. Мы хотели услышать, о чем говорят в коридоре, что было проще простого. Миссис Джапп не потрудилась понизить голос, а мисс Эйр чуть не срывалась на крик.

— Мне хотелось думать, мисс Эйр, что такая программа, как операция «Спасение», должна вызывать у вас одобрение и поддержку.

— Еще бы вам этого не хотелось! — огрызнулась мисс Эйр.

— Ваш тон, мисс Эйр.

— «Спасение», говорите? Мы спасем вас от вашего дома и ваших родителей, отправив вас туда, где живут белые — ах, извините, — порядочные и благородные люди, и…

— Ваш тон, мисс Эйр. С кем, по-вашему, вы разговариваете?

У Гаррета Серпайена, сидевшего в первом ряду, отвисла челюсть. Остальные украдкой поглядывали друг на друга и быстро отводили глаза. Только один Спенсер Франклин открыто смотрел в сторону коридора.

— И часто здесь такое бывает? — спросил он у Терезы.

Она что-то ответила, но я не расслышал, что именно, потому как ее слова заглушил крик мисс Эйр:

— Я скажу вам, с кем я разговариваю! С дисциплинарным советом, который все зудит и зудит: «Мы-то-знаем-что-вы-были-пьяны-хотя-и-про-ба-на-алкоголь-и-полиция-это-отрицают»!

Вздохи миссис Джапп стали такими же громкими и энергичными, как и ее голос. Один такой вздох ворвался в классную комнату, всколыхнул листву на бумажном дереве и всех нас усмирил.

— Я знала, что вы не были пьяны, Молли.

— Что-то я не помню, чтобы вы присутствовали на тех двух слушаниях, когда меня допрашивали.

— А я не помню, чтобы вы меня приглашали.

— Получить записку было бы очень мило. Или как насчет телефонного звонка?

— Я же посылала вам записку, когда вы лежали в больнице, помните? А что касается всего остального, то я не сомневалась, что вы и сами справитесь. — Ненадолго воцарилось молчание. Затем миссис Джапп сказала: — И не вымещайте, пожалуйста, свое раздражение на детях. Радуйтесь, что вернулись. Вы ведь за это боролись, не так ли? И кроме того, представьте, как вы повеселитесь в этом году на учительско-родительских собраниях.

Мисс Эйр застонала. Еще через несколько секунд мы услышали, как миссис Джапп зашагала по коридору, оставив мисс Эйр стоять, прислонившись к дверному косяку спиной к нам. В класс она вошла, не улыбаясь.

От отборочного теста по математике Терезу, Спенсера и меня мисс Эйр освободила, так как мы уже получили право заниматься по сверхповышенной программе, и теперь мы втроем стояли у задней стены, катая между пальцами первые в этом учебном году шарики резинового клея. Тучи, собиравшиеся все утро, просыпались на асфальт осадками. Это был не снег — пока, — а легкий серебряный дождь, затуманивший петлявшие между деревьев тропинки и еще не опавшие листья, которые так дрожали, будто в них кто-то шевелился.

— Из моего дома ночью слышно львов, — прошептал Спенсер. — Я живу рядом с зоопарком.

Он был чуть ниже Терезы, почти одного роста со мной. Из-за красной фуфайки регбиста, красных холщовых кроссовок, да и просто новизны его присутствия казалось, что он только что сошел с одного из наших настенных коллажей, посвященных путешествиям, которые висели в классе миссис Ван-Эллис. Спенсер был не единственный чернокожий ребенок в школе — в моем классе каждый год учился хотя бы один, — но он был единственный, кого сюда перевели, и единственный, кто ходил в красных кроссовках и получил право не участвовать в тестировании по математике.

— А они спят? Львы? — спросила Тереза.

Спенсер пожал плечами.

— Рычат они не очень, если ты это имеешь в виду. Но слышно, как они ходят. Прямо за стеной нашего заднего двора. Они издают легкие шаркающие звуки, вот такие… — И он тихонько пошаркал кроссовками.

— Мой непревзойденный рекорд в спринтерском забеге до столовой — сорок шесть секунд, — вступил я. — Туда и обратно.

— А в парном забеге не пробовал? — спросил он.